Мы с Аськой совершеннейшие зомби и хотим домой. Ну вот почему на побережье так жарко и мокро? Те же градусы в Иерусалиме переживаются легко, да и вообще где угодно. В +35 в Москве я пела на Арбате, отлично загорела, неплохо заработала, и потом еще хватало сил просто так болтаться по городу с гитаркой на плече. В +35 в Тель-Авиве я - варёная макарона, и не сказать, чтоб это была старость-не-радость, потому что под боком валяется еще одна варёная макарона, шестнадцатилетняя.
За целый день не сделали ничего полезного. Я так и не раскрасила мамины досочки - это я еще лет семь назад, а то и больше, пообещала ей расписные досочки, вот наконец руки дошли - но как-то так и ушли обратно. Ну вот как написать реалистичную зиму, когда вокруг - ад и Израиль? Лето-то еще худо-бедно удалось.
Зато сама мама сегодня катастрофически эффективна. Приготовила огненно-алый борщ (у меня, например, борщ получается рыжий какой-то, оранжевый, как те щи из кумквата), да еще и кастрюлю тушеных овощей. Боюсь, есть это всё мы сможем только ночью.
В общем, я весь день читала книжку "Благие знамения", и теперь меня мучает мысль, что я уже встречалась с демоном, запугивающим домашние растения, но было это у Желязны. Или нет. В такую погоду я и в своём-то существовании не уверена. Тем более, что конец света - это канон, может быть, и демон, запугивающий цветочки в горшках - его законная часть.
И теперь с ужасом думаю, что вот сейчас я читала весь день - и меня грызёт мысль, что я ничего не сотворила. А в детстве-юности я читала целыми днями - это же сколько всего я могла бы натворить за это время!
Пришло "нигерийское письмо" от неведомого издательства, мол, предлагаем вам работу корректора/редактора графических текстов, оплата такая то, требования такие-то, только дайте сначала триста рублей, а то много вас тут таких шляется. Кажется, в прежние времена такая работа называлась "машинистка". И денег за неё не брали, наоборот, платили немножко.
Ник предложил поучаствовать в разработке прибора. Тут неважно, какого прибора. "Катерина, приборы" с давних пор метод тонкого троллинга меня, если возникают на горизонте приборы - плохо, значит, дело. Когда-то я паяла для папы по схеме какие-то приблуды для кардиографов, которые он настраивал, потом отвозила их на самое глухое побережье Чёрной Речки, и это была самая нелепая для меня работа, да и оплачивалась не лучше машинистки. Вообще-то, паяю я в целом неплохо, так что предложить мне приборы, может быть, даже и логично, если дело с фрилансом не идёт, но я всякий раз воспринимаю приборы как симптом экзистенциального кризиса. Херовый ты, чукча, художник, иди, например, паяй. Ну или что там еще можно делать с приборами.
Вообще-то, нигерийскими письмами и приборами мироздание как бы дожимает меня нарисовать уже наконец карту, а лучше бы три. А я всё еще вожусь с эскизами, нащупываю своего Мага. Уже начинаю опасаться, как бы мироздание не решило, что надо наддать, и не придумало совсем уж экстраординарный метод давления. Но, кажется, у мироздания тоже нет вдохновения.
Поехала за краской, саморезами и чем еще придется; нашла три колеса, купила, сверх того, плитонит, со всем этим в корзине так углубленно размышляла о Софи Лорен (ей 80, и она прекрасна), что юноша лет двадцати, которого я обогнала, начал насвистывать "без женщин жить нельзя на свете, нет".
Ура! Мне удалось вспомнить хотя бы отчасти второй сегодняшний сон.
В первом мы путешествовали, и я завела себе вторую черепашку - говорящую и со склонностью к философии. Под конец сюжета я придумывала, как бы приспособить ей комп, чтобы она могла общаться на умных форумах.
В третьем сне мы снова играли неудачный концерт в том странном зале, который мне все время снится. Успели отыграть одну вещь: Хайяма, после чего Лёха Достоевский быстро переоделся во что-то вроде венецианского карнавального костюма и убежал на приём. А мы, вместо того, чтобы поимпровизировать, свернули аппарат и разошлись. Импровизировала только я, под запись, поставленную звукорежем, причем, почему-то играла лёжа на сцене, закинув ноги на портал.
А второй с утра не давал покоя, а тут перещелкнуло наконец: мы заселялись в гостиницу, и в роли портье был Хью Лори. Там еще был какой-то сюжет, но, просыпаясь, я думала, что вот Хью Лори надо бы запомнить, - и, надо же - забыла.
Всё равно данный себе зарок не писать о том, за что я не готова ответить головой, работает, как хорошее заклинание на неразглашение. А сны - за них никто голову не потребует.
Два дня мы провели с родителями на работе, я вырезала ствол для большого дерева с расписной кроной, которое вскоре раскрашу и выложу.
Могу сказать, что кондиционер, как его здесь называют, мазган - вредное изобретение. Потому что даже когда кажется, что прохладно, пить свои три литра все равно надо. Но совершенно не хочется. А потом голова болит. Когда действительно жарко, о воде не забываешь.
Продали сегодня кофейную пару Махмуда с Джазирой. А Аська, хоть это и происходило с ней на одном диване, увлеклась маппет-шоу и не заметила. И не попрощалась. И рыдала потом весь вечер, потому что "Знаешь ли ты, что для меня значит Джазира?!"
В общем, пришлось пообещать, что я не продам Биби.
Официальное объявление: БИБИ Я НЕ ПРОДАЮ. Извините. На продажу придется сделать кого-нибудь другого. Посмотрю завтра, как тут в лавках с нитками. Кукол-девочек я делаю реже, чем мальчиков, и каждый раз прощаемся со слезами.
В общем, фигачечная не заканчивается. Пока не определилась, когда в Иерусалим. Видимо, все-таки сначала дело, а потом в Иерусалим. А дело в четверг. Завтра, так и быть, уделим время Холону. Надеюсь, те детские площадки не снесли.
Пошла пить свои три литра. Очень нездоровый климат в этом сердце мира.
У меня на столе два механизма часов спорят, кому быть часами. Оба они в довольно приличном состоянии, только грязные. У обоих взведены пружины, но маятник у них один на двоих.
Те, у которых маятнику есть к чему крепиться, как следует идти не хотят. Да они еще и без циферблата. Я поднимаю механизм в руках, подвешиваю маятник, толкаю. Минуты три они тикают у меня в руке, потом останавливаются.
Другие с циферблатом, но без крепления маятника. Исступленно тикают, лежа на столе.
Одни из них надо разобрать, в них большие красивые шестеренки. Я снова поднимаю те, что без циферблата. Обладатели циферблата настороженно останавливаются. Кладу: не тикают. Те, что лежат мордой вниз, снова начинают тикать сами собой.
Что за черт, я разберу в результате хотя бы один из механизмов?!
Не говоря уж о том, что корпуса нет ни у того, ни у другого механизма, ближайший корпус от таких часов мы бросили в болоте на 67 км, потому что он весь размок. И я не уверена, стоят ли старые механические часы того, чтобы я потратила на них неделю рабочего времени.
Это - дракончик, которому я наконец приваляла крылья. Можно считать его полностью готовым. Он у меня, кстати, вышел довольно жестоковыйный, так что можно повернуть ему голову куда надо, и он будет так ее держать некоторое время, хоть каркаса в нем и нету.
Это куклец, сделанный на заказ. Я его уже отдала гонцу, а вот показать могу только сейчас - непорядок, на самом деле, а что делать. Еще не поздно развернуть пельмени, гонец еще не уехал.
А вот общепринятый символ любимой эпохи: стимпанковые очки. Я поняла, что не смогу делать ничего другого, пока не сделаю их.
А вот они же на живом человеке. Внутри них тяжеловато, но уютно. Почти как в танке.
Кроме куклеца, с остальным я пока не знаю, как поступать. В дракона мы еще не наигрались, но наиграемся, как только начнем валять кого-нибудь следующего.
В почтовых отделениях работают либо те, кто уже привык, либо девушки юные, которым по недостатку образования больше некуда податься.
Девушки думают о любви, тётки - о власти.
- Могу я отправить парочку бандеролей? - спрашиваю я, выкладывая пакетики.
- Бандеролей не существует как класса! - резко отвечает тётка и на лице ее читается "ты в моей власти, отправлю то, что скажу, захочу - не отправлю"
- Бандероль существует как первый класс, - сообщаю я тётке. - Бандероль первого класса. Хочу отправить две.
- Пожалуйста.
"Лампочка власти" на лице тётки выключается, она превращается в усталую немолодую женщину, выдает мне пару пакетиков и все отправляет.
В былые времена эти лампочки власти не выключались никогда. А потом я вдруг перестала быть для них источником энергии. Оказалось, что не к сети они подключались, и батарейки внутренней не имели, я была их батарейкой, а потом перестала. Невозможно включить торшер в водопровод.
А вот с девушками, думающими о любви, ничего не поделаешь. Тут только терпением можно запастись, когда они замирают с мечтательным выражением лица. Я сама была такою триста лет тому назад.