Смена точки зрения так мне понравилась, что я спокойно спал аж до полудня, и, когда я проснулся, все грузовики на стоянке успели уже смениться, и в зале сидели совсем другие люди.
- Нее, брат, - засмеялся один из водителей, - никто сейчас не поедет, мы спать будем. Ночная смена разъехалась в шесть утра, где ж ты был, дурень.
- Спал, - пожал я плечами, - ну ладно, прогуляюсь.
Ночью, расправляясь с крупно порезанным салатом, я обнаружил, что потерял ножик в кабине турка. Нечего было и пытаться его разыскать - и машина у него ничем не отличалась от девятнадцати других, да и спал он уже давно. Ножик было жалко, но не очень. Обычный ничем не примечательный покупной такелажный ножик, таких в каждой лавке пруд пруди, главное, до какой-нибудь лавки дойти. До города под названием, как оказалось, Падборг было километра два, и уже на самом краю города я нашел небольшой банк, в котором мне поменяли деньги, и садово-хозяйственный магазин.
Такелажных ножиков в лавке не было. Я на пробу осмотрел несколько садовых, но они были складными, а я с детства недолюбливаю складные, с тех пор, как один неудачно сложился у меня в руке. В результате я купил большой толстый и широкий нож для мяса в картонном чехле. Боюсь, тут во мне проснулся мальчишка, недоигравший в индейцев и пиратов. Ничего особенного в ноже не было, кроме хорошей стали, но я почувствовал к нему необъяснимую приязнь. Кроме того, в лавке продавалась маленькая китайская палатка на дугах, из тех, что ставятся за минуту - я купил и её. Хватит зависеть от милости буфетчиц.
Я вернулся на заправку и на всякий случай опросил всех дальнобойщиков - нет, везти меня никто не собирался. Но с большим-пребольшим ножом и палаткой мне было как-то спокойнее, я нашел заметное местечко на выезде с заправки, там торчал из травы полуосыпавшийся бетонный блок; я уселся на него и принялся наигрывать на гармошке какой-то блюз. В голове сами собой всплывали обрывки того блюзового фильма, который, как я думал, я практически забыл. "Сейчас придет Легбо", - подумал я и представил себе тощего негритянского дьявола в шляпе.
- Любишь блюз? - спросили меня, и я очнулся.
Рядом со мной остановился потертый зеленый фольксваген, до отказа набитый ударной установкой. Водитель настолько отличался от образа Легбо, сложившегося у меня в голове, что я невольно улыбнулся. Это был остроносый нордический паренек с торчащими перьями белых волос и голубыми глазами.
- Садись, - сказал он, - блюзмен блюзмена не бросит.
- Куда? - удивился я. Барабаны занимали все пространство.
- А, ерунда, куда - сейчас организуем. - Он принялся бодро упихивать барабаны руками и ногами, машина заскрипела, но с краю образовалось небольшое местечко, где вполне мог уместиться не слишком толстый человек.
- Тебе куда надо?
- Какую-нибудь заправку в сторону Ольборга.
- Ну, Ольборг - это далеко, но по дороге подброшу. Поехали.
И мы поехали.
После плоской Голландии и более-менее равнинной Германии Дания была отдыхом для глаз. Земля бугрилась холмами, из нее вырастали деревья, городки, церкви, и даже поля здесь не были плоскими.
- Так ты музыкант? - спросил меня барабанщик.
Я замотал головой.
- Нет-нет, я моряк. Второй штурман, потерял корабль, догоняю. Гармошку я по дороге купил.
- И что, так уже навострился? - поразился барабанщик.
- Да нет, я и раньше играл. Знаешь фильм "Перекресток"?
- Конечно, - оживился барабанщик, - я думал: вот куплю машину, поеду на перекресток и продам душу дьяволу. Ну, я потом узнал, что у нас это делается не так.
- Вот и я, - сказал я, - купил себе гармошку. Но тут меня морем накрыло.
- А Битлов любишь?
И мы ехали между высоких холмов под ранних битлов, барабанщик подстукивал пальцами по баранке, а я подпирал локтем что-то вроде большого тома, чтобы оно на меня не упало.
- Все, - объявил наконец барабанщик, - мой поворот, мы там завтра играем. Тут я тебя высажу.
Было еще не темно, но везти меня отсюда никто не собирался. Заправка и магазин расположились под боком большого холма, который выходил к трассе крутым склоном, как животное - носом. Я выпил на заправке кофе, постоял на выезде, пока около девяти вечера не понял, что здесь мне не светит и пора обновить палатку. Вершина холма показалась мне довольно заманчивой, да и начинал моросить мелкий дождик. Я накинул куртку и поднялся наверх.
Вершина оказалась не вершиной, холм длился и длился, в сумерках серебрились высокие травы, а там, где была настоящая вершина, росло широкое отдельно стоящее дерево. Я двинулся к нему.
И уперся в табличку: "Осторожно, здесь дольмен пятитысячелетней давности, не мусорите в нем! Бумажки и палочки от мороженого не бросать!"
Дольмен и правда был, хотя я представлял их себе как-то не так. Кажется, у них обычно бывает передняя плита с дыркой, но здесь ее не было. Из камней было составлено три стены, четвертый камень лежал сверху. Я заглянул внутрь и, конечно, нашел там бумажки и палочку от мороженого. В середине маленькой комнатки в землю врос небольшой круглый камень с ямкой. Я повыкидывал из дольмена мусор и взамен оставил в ямке один из эльсинорских камней с дыркой. Затем я подумал, что глупо как-то приносить местным духам в жертву чужие камни, порылся по карманам, и уложил на жертвенный камень один из пищевых кубиков. В ютландской табакерке, вопреки ожиданиям, что-то зашуршало, я открыл ее и с удивлением обнаружил там чуть ли не коробок конопли. Ну, Джоуи, заботливый парень! Я провёз это через две границы, ну, пусть даже номинальные и прозрачные европейские границы - а если случись чего? Сиди, дружок, дома без моря?! Траву я тоже высыпал на жертвенный камень. Кто их знает, этих духов, вдруг им понравится.
После одностороннего общения с местными духами я как-то уверился, что дуб на вершине холма - священный, и палатке под ним самое место. Я выставил палатку, полез за ножом, чтобы прокопать вокруг нее ирригационную канавку - дождь-то усиливался, и наткнулся на банку пива. А что, ничего другого нет, можно и пива выпить. Я открыл банку, она почему-то вырвалась у меня из рук и облила щедрой струей дуб, землю и палатку.
- Так, палаточку обмыли, - констатировал я вслух, - а что, еды и курева духи получили, надо бы и пивка. На здоровье!
В банке осталась еще где-то треть, я допил остаток, засунул пустую банку в кису, залез в палатку, свернулся под курткой и моментально уснул.
Во сне я продолжал медленно плыть сквозь землю, но это была уже датская земля. Она бугрилась волнами, словно медленный шторм. И по холмам бежал ко мне огромный серебристый волк. Это не вызвало во мне никакого страха - чем волк может навредить кораблю? Я даже как-то приветствовал его - махнул, что ли, вымпелом. Волк сделал огромный прыжок и приземлился на мостике. Я вздрогнул, но не остановился, и тут почувствовал, что меня держат и ведут.
Вместо волка штурвал держал человек, и я как-то не мог на нем сфокусироваться. Мужчина? Женщина? Ребенок? Старик? Он как бы был всем этим сразу, а заодно и вороном, и холмом, и небом. Я чувствовал, что я в надежных руках, перестал оглядываться и напряг паруса.
Земля передо мной кончалась - это был тот край холма, что нависал под дорогой. Мой кормчий направил меня к краю обрыва, я напрягся - и вырвался из земли прямо в начинающееся над дорогой небо. И полетел! Я - корабль поднимался выше и выше в небо, разрезал форштевнем облака, как мягкую воду, и внизу земля, рассеченная реками и проливами, сходилась углом и заканчивалась в брюхе Скагеррака, вливающегося в Северное море.
Я проснулся совершенно счастливым.
Свернул палатку, спустился на заправку, умылся там и причесался, а на бритьё махнул рукой. Девушек мне в ближайшие дни не целовать, а выглядит так даже неплохо, аутентично, особенно если не выпускать трубки из зубов. Морской волк, а? Тем более, что день выдался прохладный, и я не стал снимать куртку.
В таком безмятежном настроении мне даже руку поднимать не пришлось. Я только и успел, что выйти из лавочки со стаканчиком кофе, достать зажигалку и изготовиться прикурить трубку, как рядом со мной остановилась не успевшая еще разогнаться шкода, как мне показалось, наполненная смеющимися девушками.
Девушек оказалось трое, значит, и для меня место в машине нашлось. Вела машину улыбчивая рыжая толстуха, кудрявая и по-домашнему уютная. Рядом сидела длинноносая брюнетка с прямыми гладкими волосами и каким-то матерински-строгим выражением лица. А блондинка, оказавшаяся рядом со мной, была похожа на школьницу с курносым носиком и двумя косичками. Но, приглядевшись, я подумал, что все трое, скорей всего, ровесницы, просто играют привычные ведьминские роли: бабушка, мать, дева. А еще это были польские ведьмы, и, значит, у нас с ними был по крайней мере один общий язык.
- Мы тебя, дружочек, до поворота на Ольборг довезем, - ласково пообещала «бабушка», - нам-то дальше. Но ты дойдешь, или еще кого застопишь, там километров пять через буковую рощу.
- Ты моряк, да? - спросила «девочка».
- Второй штурман, - привычно ответил я, - потерял свой корабль, догоняю.
- Ну и молодец, - похвалила «мать». - Не сдаешься.
- А мы, знаешь, на самый край Дании едем, - доверительно призналась «девочка», - сядем там на паром.
Она придвинула ко мне аппетитную коленку, и у меня закружилась голова. Боюсь, нить дальнейшего разговора я поддерживал автоматически. На прощание все трое еще и поцеловали меня, и блондинка пожаловалась: «колешься!» Эх, никогда больше не буду строить никаких планов, вот тебе и не придется целоваться.
Я перешел дорогу, пересек по каменному горбатому мостику узкую речушку и углубился в буковую рощу. От дороги отходили тропинки, одна из них показалась мне практически параллельной дороге в город, я свернул на нее, потому что всегда интереснее идти по земле, чем по асфальту. И снова совершил ошибку. Все еще очарованный общением с прекрасными ведьмочками, я не следил, куда несут меня ноги, и вскоре обнаружил, что и тропы подо мной не видно, и асфальтовая дорога куда-то потерялась.
В роще совершенно не было подлеска. Как-то я читал, что в буковом лесу подлеска и не бывает, помню, что я тогда удивился: в Ставерне я гулял по молодой буковой роще, и с подлеском там было все в порядке: малина, папоротник и какие-то незнакомые кустарники росли там с удовольствием. Очевидно, в той книжке имелся в виду старый буковый лес. В таком я сейчас и оказался. Меня окружали огромные серые гладкие стволы, у которых даже тонкие ветви напоминали целые деревья. Ветвиться эти буки начинали довольно низко, в отличие от норвежских, так что я легко мог бы устроить себе на какой-нибудь ветке постель. Правда, пока в мои планы это не входило. Я бы, честно говоря, поскорее дошел бы до города и там хорошенько бы поел.
Часов через шесть, в глухой темноте, я очередной раз признался себе, что был самонадеянным идиотом. Не знаю уж, где в небольшой в сущности Дании, да еще и разбитой на отдельные острова, рассеченной проливами, мог прятаться такой большой лес. Не могу назвать его недружелюбным, этим старикам-букам, судя по всему, не было до меня никакого дела. Но просто взять и выйти из леса почему-то не получалось. За каждым толстым раскидистым буком обнаруживался другой толстый раскидистый бук, а дороги в город все не было и не было. Наконец, я перестал видеть что бы то ни было, наткнулся на ствол, нащупал на нем ветку, подпрыгнул и уселся в развилке, как в кресле.
Почему-то мне не хотелось сдаваться и ставить палатку. Я моряк, потерял пароход, заблудился в лесу — это еще ничего. Но то же самое плюс остался жить в лесу навсегда меня категорически не устраивало. Но усталость взяла свое, я начал клевать носом.
По лесу по направлению ко мне двигалось что-то слабо светящееся. Я, приглядевшись, узнал давешнего волка. Он подбежал и посмотрел на меня укоризненно. «Что такое?» - хотел сказать я, но никакого звука не раздалось. «Да я же сплю!» - обрадовался я, и ощутил, как тело из костей и мяса переливается в тело из дерева и парусины. Волк удовлетворенно кивнул, вспрыгнул на мостик и взял штурвал.
Ни разу мне еще не приходилось так взлетать во сне. Прямо с земли, подобно парусному дирижаблю, раздвигая бортами толстые ветви, мы с волком взлетели над зеленым кудрявым морем, и я увидел город впереди. Черепичные крыши, железные крыши, стеклянные — все стили вперемешку. Портовые краны, мачты, река. А, похоже, это не река, а пролив — ну, что-то вроде.
О, а вот и дорога, которую я так и не смог найти. И — надо же — автобусная остановка! Такого банального и привычного вида, что быть рядом с ней воображаемым кораблем, которым управляет этот люпус локи, стало совершенно невозможно. Я и не стал.
Я проснулся на узкой деревянной скамейке. Меня тряс за плечо старик с метлой, дворник. Что-то спрашивал по-датски, показывал в сторону города.
- Я второй штурман, - пробормотал я, - потерял пароход, заблудился в лесу... Я, пожалуй, пойду.
И пошел.
Почему-то, несмотря на то, что меня так удачно спасли — второй, надо сказать, раз — я чувствовал непонятное раздражение. Даже тут, на дороге, один-одинешенек, я ничего не могу сам. Даже из лесу на волке выезжаю.
Город был очень славный, но ранним утром поесть можно было только в Макдональдсе. Мне было уже все равно, лишь бы еда.
Я попытался сосчитать, сколько дней я потратил на дорогу, и сбился. Тем более, что мистический опыт букового леса мог вообще занять сколько угодно времени. Я решил проверить немедленно, здесь ли «Морская Птица». Ее не было, но некоторые из кораблей — датская «Мэрилин-Энн», русский «Седов» - уже пришли. Я вернулся в город, побродил по лавочкам, купил себе деревянную перьевую ручку; наткнулся на сэконд-хэнд и выбрал зеленую вощеную куртку взамен старой, которую совершенно уже истрепал; наткнулся среди рубашек на белое платье и некоторое время фантазировал, мысленно примеряя его Ясе, трем польским ведьмам, сестре и Сандре; а время все тянулось и тянулось.
В порту нашлась карта фестивальной стоянки, «Морская птица» тоже была там отмечена. Я подошел к месту нашей предполагаемой швартовки и обнаружил напротив славный портовый бар, весь деревянный, с грубыми столами и лавками. В кофейной карте нашелся кофе по-ирландски - тот, что с виски; заказал себе на пробу порцайку, и кофе оказался так хорош, что я взял еще, и еще. Через некоторое время я уже совершенно размяк и бессмысленно смотрел сквозь широкую дверь, как какой-то борт снаружи прорастает львиными мордами.
Львиными мордами! Идиотизм мой бесконечен. Я подскочил и пулей вылетел из бара.
Мой корабль уже пришвартовался, и Билли с Ахмедом навешивали трап. А на меня набросились две фигуры, длинная черная и невысокая белая, и принялись трясти.
- Йоз! Ты давно здесь? Нам тебя не хватало! Эй, ты что, уже наклюкался?! - Сандра и Джонсон тащили меня на борт, а я пытался невнятно оправдываться, хорошо, что меня никто не слушал. Не то чтобы можно смертельно напиться ирландским кофе, скорее, я в целом ошалел от всех последних дней.
К счастью, расхолаживаться мне не дали. Прием публики — моя работа, и мне пришлось немедленно втягиваться, навешивать веревочки, чтобы пропускать посетителей сплошным потоком, выбрать место для сувенирного столика — в общем, заняться портовой суетой, не отвлекаясь на размышления о собственном месте в мире. И дел хватило до самого вечера, а вечером капитан вызвал меня на мостик и основательно пропесочил. В общем-то, он был прав во всем. Нелепое это дело — в лифте застревать, да и в лесу заблуждаться не осмысленнее.
К полуночному заседанию трубочного клуба я вышел злой, как черт, и трезвый, как стекло. Капитан вышиб из меня последние следы утреннего виски.
- Ты, я надеюсь, не из-за кэпа злишься? - ехидно спросила Сандра.
- Да какое там! Кэп совершенно прав. Я осёл. И ничего сам не могу. - И, трубка за трубкой, я рассказал весь мой путь из Антверпена в Ольборг.
Но Сандру все это совершенно не взволновало.
- Ну, ничего удивительного, - сообщила она мне тоном ведьмы-матери, - в автостопе бывает так, что тебя угощает твой водитель. А бывает и наоборот.
- Это ты к чему? - не понял я.
- Сам не понимаешь? Ты же его застопил, этого люпуса локи. И он тебя провез. А ты его угостил.
Если бы я рисовал про себя комикс, сейчас над моей головой зажглась бы лампочка. Действительно, с такой точки зрения я проблему не рассматривал. А ведь, если подумать, нет особенной разницы между Джоуи, который отсыпал мне травы, и волком, которому эта трава досталась.
- Ну наконец-то человеческая палуба, - раздалось снизу довольное ворчание Мамы Мэгги, - а то все определиться не могли. То заклепки какие-то железные, то трубы. Во, доски нормальные, а вот тут неплохо бы и просмолить... - плеск швабры удалился в сторону кормы, а я улыбнулся.
- Книжку-то покажи, - вспомнила Сандра. Я метнулся вниз — я только и успел подвесить свою кису под баком, когда началась праздничная суета.
Книга была извлечена, изучена, а на странице с «Морской Птицей» мы надолго задержались.
- Вот, - ткнула Сандра в микроскопические львиные морды на привальнике, - даже фламандская бабушка знает, что твое место здесь. Сам, не сам... Львы-то вылезают. Часть корабля, часть команды, а?
Я только вздохнул.
- Я бы так сказал, - вставил Джонсон, - Если уж тебе снится, что ты корабль, пусть уж это будет наш корабль. Пользы, видишь ли, больше.
Тут уж я не нашел, что возразить.