На маленьких яхтах это колдунчики, маленькие ленты, привязанные к снастям. На большом парусном корабле вымпел поднимается на мачте, как настоящий флаг. Назначение вымпела техническое: он делает ветер видимым. Обычно это длинная полоса легкой ткани, шириной от полуметра до метра, длиной метров этак двенадцать.
Мы с Сандрой терпеть его не можем.
Проблема с вымпелом состоит в том, что он очень легко запутывается. Стоит только привестись - и дурацкая эта лента вплетается своими двумя зубцами в ванты, или наматывается на штаг, или обвивается вокруг мачты мертвым узлом. И эта проблема - моя и сандрина. Моя потому, что обычно на брам-стеньгу поднимается мой матрос, Мартин, молчаливый и немного скованный на палубе, и удивительно подвижный и пластичный наверху. А Сандра славится своим умением быстро шить на машинке, так что подрубать, надставлять и перешивать эту нашу головную боль приходится ей.
У флага отвратительный характер. Он очень любит запутаться в какой-нибудь неподходящий момент. Не то чтобы мы не умели следить за ветром по другим признакам, но, знаете ли, раздражает, когда мы, такие все из себя красивые, как символ мечты и надежды, идем по длинной и красивой шхере куда-нибудь в Ставерн, мимо какого-нибудь Лангезунда, на фоне рубленых норвежских скал, всеми своими выветренными лицами глядяших на нас сверху, а вымпел треплется на фок-мачте неопрятной буквой Р и портит весь наш прекрасный вид.
Вымпел у нас голубой, с белой книжкой у шкаторины. Он чем-то напоминает флаг компании МАЕРСК, только гораздо длиннее и раздвоен на конце. Наверное, проблема именно в этой раздвоенности, но капитан утверждает, что так надо. Да и на "Шарлотте-Анне", помнится, вымпел был раздвоенным, но все-таки покороче, да и меньше у шхуны поводов для запутывания, чем у корабля.
Капитан Дарем абсолютно уверен, что с точки зрения стиля вымпел необходим. Вот это-то и есть самое неприятное.
В Атлантике мы почему-то вдруг попали в полосу штиля. Честно говоря, мы даже обрадовались. В последнее время мы так часто сражались с идиотским вымпелом, что обрадовались моторам, как передышке. Два дня мы мирно трюхали по зеркальной воде, но вечером третьего дня капитан поднялся на палубу с мрачным выражением лица, и по зеркалу океана пошла рябь.
- Сандра, - холодно произнес он, - мне надоело это жужжание. Распорядитесь поставить паруса и заглушите, наконец, этот проклятый мотор!
- Но ведь штиль… - Сандра соскочила с края юта и растерянно встала навытяжку.
- Ветер будет, вы только мотор заглушите. У меня доклад в Квебеке, а я не могу сосредоточиться. Что за корабль, невозможно работать, все возражают!
- Есть, сэр! Слушаюсь, сэр, - Сандра выхватила откуда-то из-за горденей бизани свою треуголку, напялила ее и с совершенно серьезным выражением лица отдала честь.
- То-то же, - проворчал капитан, - а то штиль им не нравится…
- Ну хорошо, - вздохнула Сандра, когда капитан покинул мостик, мы расслабились и снова присели на палубу юта, - можно и паруса, а реи-то куда брасопить?
- Подождем, - предположил я.
Минут через десять ветер задул, хотя и в правую скулу, Сандра объявила парусный аврал и все завертелось. По случаю бейдевинда паруса мы поставили по возможности косые, и Сандра уже практически их настроила, когда на палубе вновь сгустился капитан и язвительно напомнил:
- Вымпел, вымпел не забудьте.
- Черт, - сказала Сандра.
На этот раз вымпел был из флагдука. Это был чистой воды эксперимент: мы уже испробовали капрон, лавсан, даже органзу и вискозу, любая ткань через полчаса парусного хода завязывалась намертво. Мы предположили, что, возможно, моряки былых времен знали свое дело и не зря шили флаги из собачьей шерсти; но против эксперимента был ветер, который должен был намотать длиннющий флаг ровно на фока-ванты левого борта.
Так и случилось.
Как раз на моей вахте я услышал сверху знакомые хлопки, перешел к левому борту и оттуда обнаружил, что необязательно даже посылать Мартина, справится кто угодно: вымпел зацепился за ванты чуть ниже путенс-вант, то есть, совсем низко. Посланный матрос пристегнулся к вантам и за полчаса сумел аккуратно развязать узкие концы флага. Вымпел снова затрепетал в опасной близости от снастей.
Я почувствовал смертельную усталость. Океанские переходы хороши тем, что можно много дней идти одним галсом, однообразие океанских волн – это ровно то, что подходит моему характеру; и тут эта ненавистная тряпка все портит. Мы вполне могли бы поднять в качестве флага и что-нибудь менее капризное.
Меня спас Джонсон, которому было скучно и не хотелось ни спать, ни читать. Задумчивым шагом он поднялся на мостик, оглядел меня с ног до головы и произнес:
- Что-то ты, Йоз, плоховато выглядишь. Давай я тебя подменю минут на пять, сходи, покури. Сандра все еще там.
- Спасибо, друг, - прочувствованно отвечал я, - ты меня спасаешь. Следи за вымпелом, ладно?
Сандра, поглядывая наверх, задумчиво пыхтела своей маленькой трубочкой.
- Знаешь, Йоз, мне кажется, флагдук – не панацея, - печально отметила она.
- Да, я тоже заметил. Что мы еще не пробовали?
- Все мы уже пробовали. Нам нужна абсолютно скользкая ткань.
- Абсолютов не существует, - уныло отозвался я, - все относительно. Разве что капитан согласится на менее длинный вымпел.
- Он скажет, что это абсолютная чушь, - уныние разливалось по палубе бака, как встречная волна, - и что честь и стиль корабля дороже.
- Знаешь, я бы посмотрел, как он сам с этим справляется.
- А что, - оживилась Сандра, - до полуночи минут пятнадцать, вот и посмотрим!
На мостик я вернулся в несколько лучшем настроении. Действительно, интересно будет посмотреть, как ночные матросы будут сражаться за честь и стиль. Последние пятнадцать минут показались мне длиннее всей вахты, они тянулись и тянулись, как ненавистный вымпел, но, наконец, на мостик вышел почти вещественный капитан, оценил состояние парусов и флагов, кивнул и принял у меня вахту.
Погода как раз была идеальной: ослепительное звездное небо, почти зеркальная вода – стараниями капитана весь ветер сосредоточился на высоте парусов. Сандра сварила кофе, с кружечками мы поднялись на ют и уселись на длинную, от борта до борта, уютную дубовую лавку. Капитан оглянулся и поднял бровь.
- Прекрасные звезды, - жестом экскурсовода повела рукой Сандра.
Капитан отвернулся и пожал плечами.
А мы, прихлебывая кофе, пристально наблюдали за его действиями.
Сначала капитан отдавал рулевому негромкие и, по моему мнению, слишком частые команды. Нам показалось, что корабль как-то нелепо рыскает. Потом капитан оттеснил рулевого и сам встал к штурвалу. Картинка показалась нам окончательно фальшивой, словно из детского фильма про пиратов. Потом я наконец сообразил, что он делает: каждый раз, когда движение воздуха приближало вымпел к вантам, капитан чуть уваливался под ветер, и вымпел пролетал мимо.
- Знаешь, - шепнула Сандра, - хотела бы я посмотреть, что там рисуется на карте. Сходим?
Мы на цыпочках прошли за спиной у капитана и прямо с палубы юта нырнули в люк штурманской рубки. Там уже, как выяснилось, нависал над компьютером Джонсон.
- Что это он делает? – изумленным шепотом спросил он.
- Вымпел ловит, - хихикнула Сандра К этому моменту, выяснилось, мы уже порядком отклонились от проложенного курса. В таком масштабе корабль выглядел не точкой в круге, а схематической лодкой, и Джонсону приходилось не отрывать руку от мыши, чтобы за ним уследить. За нарисованной лодкой тянулась ломаная зубчатая линия – наш курс, как его понимал компьютер.
В проеме штурманской рубки показался капитан – видимо, он уже объяснил рулевому, что следует делать.
- Джентльмены! – воскликнул он, - и леди. Простите, что беспокою, но дневные вахты уже окончены. Ночь – не время для неуместного хихикания. Отправляйтесь-ка курить и спать.
Как провинившиеся школьники, вышли мы из штурманской рубки, гуськом пересекли весь корабль и поднялись на бак.
- Сдается мне, он и сам не очень доволен своими манипуляциями, - усмехнулась Сандра, когда мы устроились поудобнее перед фок-мачтой и раскурили трубки, - а не то бы он нас не прогнал.
- Глупости какие-то, - меланхолично процедил Джонсон, - столько беспокойства из-за какой-то тряпки.
- Не позорь гордое имя корабельного вымпела, - укорила его Сандра, - это никакая не тряпка. Это проклятие.
К завтраку капитан спустился с таким лицом, которое я назвал бы смертельно усталым, если бы капитан не был уже настолько далек от жизни. Видно, ночная борьба с вымпелом далась ему нелегко.
- Видимо, вы правы, - обратился он ко мне, не найдя поблизости Сандры, которая, конечно, была уже на мостике, - вымпел становится слишком обременительным. Приятного аппетита, господа!
Я обнаружил, что настроение мое резко улучшилось и аппетит в самом деле появился: уж если капитан признает, что вымпел всех измотал, значит, мы найдем способ с этим проклятым флагом справиться. Раньше мы поднимали его при постоянно меняющемся, но в среднем попутном ветре Балтийского моря; какой-то береговой фотограф сфотографировал нас со стороны и подарил снимок капитану, и мастерская фотография с развевающимся вымпелом так очаровала Дарема, что с тех пор мы носили вымпел всегда, даже при абсолютно противном ветре.
Мы ели простой, но вкусный омлет нашего кока, капитан потягивал из призрачного бокала какое-то свое воспоминание, а я продолжал перебирать в голове известные мне скользкие тряпки. Что бы еще придумать, чтобы он не завязывался так намертво, но и чтобы ветром его не размолотило? Надо сказать, размышлялось не очень эффективно, как ни странно, последний флаг, из флагдука, уже успел мне понравиться. Он выглядел очень настоящим, и, как выяснилось, еще и развязываться умел. А у меня ведь в каюте под подволоком уже висел мертвый узел из голубого капрона: Мартин попросту отсек своим ножом намертво сросшиеся концы флага и принес узел мне, на память.
К счастью, к четырем часам, к началу моей вахты, ветер уже сменился. Теперь мы шли хорошим бакштагом, и о вымпеле в ближайшее время я мог не беспокоиться. Вахта прошла спокойно, так, как мне нравится. Я даже, поглядывая на компьютер, успел немного почитать Книгу Эшли об Узлах. Там, конечно, не было упоминаний о скользких тканях, только о скользких снастях. Удивительно: я мог бы отыскать тысячу способов завязать незавязываемый конец, даже две травинки можно связать очень простым узелком, но найти материал, который не завязывался бы сам, у меня не получалось.
Решение нашлось, как всегда, случайно.
Как-то ночью, на традиционной посиделке с трубочками к нам присоединился Гроган, тот самый помощник боцмана, которого Сандра отрекомендовала мне в начале нашего знакомства как человека с абсолютно невнятным произношением. У нас троих уже сложилась традиция болтать по ночам о свойствах тканей, Гроган, покуривая сигаретку, к счастью, молчал, и от скуки завязывал узелки на какой-то косынке блеклого серого цвета. Я разглядывал его голову. Видеть Грогана нам приходилось не так часто, обычно он пропадал в своей каморке в трюме, вязал там какие-то удивительные штуковины из пенькового шкимушгара, у него даже и гамак был плетеным. И теперь, при свете луны, я с удивлением разглядывал его прическу. Его огненно-рыжие волосы тоже были заплетены каким-то хитрым узором, покрывавшим всю голову. Даже не верится, что такое человек мог сотворить с собой сам.
- Чего вы меня разглядываете? – осведомился Гроган, несколько секунд я переводил для себя сказанное, перевел и смутился.
- Извини, - пожал я плечами, - прическа у тебя удивительная.
Поскольку я уже привык на него смотреть, я просто опустил глаза ниже, на его руки. Руки вывязывали на конце косынки восьмерку. Каждый раз после того, как восьмерка затягивалась, левая рука скользила вдоль платка от середины к углу, и узел соскальзывал и развязывался.
- Сандра, - прошептал я, - смотри!
- Гроган, милый, где ты взял эту тряпочку?
- Да я не знаю, - поднял брови Гроган, - тут валялась. Забыл, наверное, кто-нибудь из ночных, а вы все говорите и говорите, я и прихватил, чтобы руки занять, лень было спускаться к себе за концом, очень уж покурить хотелось…
- Погоди, не тараторь. Так это платочек ночного матроса?
- Ну.
- Похоже, это то, что мы ищем, - Сандра торжественно подняла палец, - мертвым узлом не завязывается только мертвая ткань! Только вот двенадцать метров тряпки вряд ли у кого-нибудь из них есть. Разве что эту убить… - она подняла глаза наверх, где красиво извивался длинный, серебристый в ночи, хвост.
- Да, - сказал я сомнамбулическим голосом, - полностью уничтожить. Убить. Чтобы она была абсолютно мертва…
- Чего это ты? – подняв бровь, подозрительно спросил меня Джонсон, не вынимая трубки изо рта.
- Цитату вспомнил. Где-то я это читал.
- На Пратчетта похоже, - предположила Сандра.
- Спрошу у библиотекаря, - я сунул трубку в карман и сорвался с места.
Библиотекарь, к счастью, еще не спал – а мог бы, в час-то ночи.
- Ну, конечно, это Пратчетт, - без тени сомнения подтвердил он, - «Мрачный Жнец». Ему там пришлось убить косу.
- Так это может сработать! – восхитился я.
- Может-то может… Только вот что. Коса, как вы помните, была у Смерти любимым инструментом. Вы должны очень любить ваш флаг, чтобы получилось именно убить его, а не просто изничтожить. Вещи наших ночных матросов остались с ними потому, что они их любили настолько, что не представляли себя без них. Кстати, серый, вы говорите, платочек? Мне кажется, я видел такой у Тома Лири. Спокойной ночи.
- «Мрачный жнец», - сообщил я, поднимаясь на бак, - и это может сработать. Но он говорит, что мы должны очень этот флаг любить…
На баке показался Том Лири, при виде платка в руках Грогана лицо его осветилось.
- Простите, господа, вам еще нужна моя косынка?
- Нет, дружок, забирай, - улыбнулась Сандра, отбирая косынку у Грогана и протягивая Тому, - все, что надо, мы уже поняли.
- Спасибо, мэм, а то мне без нее не по себе.
Я смотрел вслед спускающемуся по трапу Лири и думал, что за всю жизнь не обучусь такой памяти. Библиотекарь, должно быть, святой. На корабле шестьдесят матросов, и половину из них он видит мельком и в темноте, да еще и зрение у него не ахти… Как, черт возьми?!
Сандра подождала, пока Том растворится где-то среди ночных матросов на палубе и задумчиво накрутила прядь волос на палец.
- Любить, говоришь. А что, проклятая тряпка столько крови из нас выпила, а от ненависти до любви один шаг.
- Ага, - подтвердил Джонсон, - ты еще скажи, что мы одушевили ее тем, что постоянно ее обсуждаем.
- Между прочим, ты прав. Одушевили. Как будем убивать?
- Сжечь бы… - предложил я.
- Вот еще! – возмутилась Сандра, - какой огонь на деревянном корабле в море на ходу?! Соображаешь, что говоришь? Еще предложения будут?
- В каптерке есть шредер, - сообщил Гроган, - я знаю, мы его покупали, но до сих пор не пригождался. Надо?
- Гроган, ты гений, - сообщила Сандра торжественно.
Убийство флага назначили на вахту Джонсона, с полудня до четырех. По крайней мере, в это время капитан точно на палубу не поднимется. Пользуясь подходящим ветром, мы аккуратно спустили флаг, Джонсон располосовал его вдоль своим кортиком, и дюйм за дюймом мы скормили машинке все эти двадцать четыре голубых метра. На выходе получилась объемистая кучка цветных ниток.
- Ну что, - сказала Сандра, - теперь подождем ночи. Джонсон, под сиденьем в штурманской есть запасной, капроновый, давай пока его поднимем.
- Если у нас не получилось, - покачал головой Джонсон, - придется объяснять капитану, куда мы дели флаг из флагдука. Дорогой был, между прочим.
- А то я не в курсе! – огрызнулась Сандра, - что делать, идея требует жертв.
Ночи мы дожидались, как на иголках. На то, чтобы поднять флаг, у нас было несколько минут от восхода луны до полуночи, а еще ведь не факт, что он появится.
Он появился.
Голубой, как и положено, вымпел с белой книжкой у шкаторины возник на тючке с рваными нитками, как только туда упали лунные лучи. Я был на мостике, а Сандра с Джонсоном подхватили призрак флага, ввязали его в флаг-фал и вздернули к самому клотику фок-мачты. По дороге вымпел обвивался вокруг вант и ластился к парусам, но нежно соскальзывал с каждой попадавшейся по дороге шершавой снасти и устремлялся дальше. Ветер подхватил его, и он пересек темное небо, как яркий след летающей тарелки.
Глупо было надеяться утаить наши манипуляции от капитана. Приняв у меня вахту, Дарем долго разглядывал светящийся вымпел, потом мрачно посмотрел на меня и потребовал:
- Признавайтесь.
Я, понурив голову, рассказал, что мы натворили. Капитан расхохотался.
- Вот! – воскликнул он, - вот в чем опасность такого количества книг на борту! Вы же обязательно что-нибудь из них вычитаете.
Потом он помрачнел и сообщил:
- Идея, конечно, хорошая, но о красивых фотографиях придется забыть.
Я подумал, что мы, разогнавшись, можем ведь и фотоаппарат убить, но решил оставить эту информацию при себе.
Хорошенького понемножку.
