Пятнадцать лет ты был где-то на заднем плане. Периодически прибегал меня спасать, нагружал чем-то невыносимо горячим, целовал, исчезал, пару раз успел жениться, с первой я повела себя стервой, прошу прощения, случайно, вторая вовсе была мне неинтересна, мимо меня прошло. Играли музыку, встречались на одной домашней студии знакомого наркомана-лекаря. Играли в брата и сестричку, может быть, и зря, никогда не удовлетворяйся минимумом, тогда не предложат максимум, отдалялись, приближались... И я смотрела снисходительно и рассказывала свои сказки - сгущенное спасение взамен твоей теплой руки, не отпускавшей меня в темноту.
Это какой-то литературный персонаж, только зафиксировать не могу: одно из воплощений Макса? Одиссей? Горец? Ну, а как иначе можно было за пятнадцать лет не измениться совершенно? Когда мы познакомились, тебе было восемнадцать. Тебе и сейчас восемнадцать, бессмертный ты наш. Только вот знать ты не умеешь, только чувствовать и понимать. Любая фактическая информация проскакивает сквозь тебя, не становясь знанием, оставаясь, как есть, как фотография на серебре, точный, но бессмысленный отпечаток. С тобой я чувствую себя мудрой и бесполезной старухой в ожерелье из человеческих зубов, о вечная юность недописанного персонажа. Информация течет сквозь тебя непрерывным потоком, как влекомая ветром река сухих листьев, среди которых изредка взблескивают драгоценные камушки, блестящие зеркальца, чьи-то записные книжки. Однажды ты позвонил мне в полночь и начал историю, когда я проснулась в пять, ты еще говорил, и я не потеряла нити. Твоя речь - это музыка? Танец? Что угодно, только не обычный человеческий рассказ.
Вот и вчера ты сидел со мной до утра, отмурчивал меня, то не давая упасть в темноту, то подталкивая на самый ее край, увлеченный очередной сагой о любви и истории, и отмурчал-таки к четырем утра, когда я смогла встать, на прощанье улыбнуться и пойти к себе, не боясь, что темнота возьмет меня во сне.
Я должна тебе сказку.
Но все равно тебя не люблю. Такие дела.