test_na_trzvst: 1999 год.Подарок, на самом деле, судьбы: уж если про какой год я и хотела рассказать, то именно про этот. Хотя что-то и придется выпустить, а что-то сохранить для устных рассказов, не все для буковок годится.
Не помню, честно говоря, как мы его встречали - никаких ассоциаций. Для меня 99 год начинается с дня рождения Базиля, от которого я незадолго до того переехала обратно домой, роман прошел, пакуйте тапки. Где-то в ноябре, что ли, я от него ушла - а два месяца спустя, наутро после дня рождения, мы с ним завели Аську. Ну да, вот где-то так я всегда выбор и делаю.
23 января 99 года около полудня стояла я под душем и чувствовала, что во мне что-то изменилось. Словно во мне завелся кто-то второй, очень мне приятный и симпатичный. "Неужели получилось?!" - поразилась я, погладила себя по животу и сообщила предполагаемому пришельцу: "Оставайся со мной, я тебя люблю". Где и позволять безумию брать над собой верх, как не в ванной, где, как известно, можно остаться совсем одному. Чтобы вот так ощущать в себе присутствие ребёнка сразу же после секса - никогда я о таком не читала, а вот надо же. Разумеется, выйдя из ванны, я немедленно выкинула этот прорыв в неведомое из головы и позже узнала о беременности обычным способом: по двум полосочкам на тестовой бумажке.
Корабль, который мы строили, в это время готовился к спуску на воду. Я-то рассчитывала, что вот достроим - и в море, и родители мои уже как-то свыклись с мыслью, что мы построим что-то настоящее и по миру попутешествуем, и тут - на тебе, ребенок. По-моему, родители расстроились гораздо больше меня, а меня-то переполняла эйфория. Не знаю, почему за те пять лет, что мы прожили вместе, никого мы не родили, видимо, некуда было детям рождаться, а тут получилось, получилось, счастье! Никаких неприятных ощущений я по этому поводу не испытывала, вот разве что детеныш немедленно заставил меня перейти с обтягивающих джинсов на что-нибудь более свободное, даже когда и намека на живот не было видно.
Поскольку никакой токсикоз меня не беспокоил, я продолжала что-то делать на Штандарте, хотя в точности не вспомню сейчас, что конкретно. Резьба моя практически заканчивалась, но ведь так не бывает, чтобы на верфи и на корабле не было для меня работы. По вечерам мы занимались английским с учительницей, которую нанял для нас капитан, и она быстро уложила у меня в голове логику не дававшегося мне ранее языка; но с какого-то момента мне пришлось прекратить. Выяснилось, что я не способна выучить ничего из того, что не касается ребёнка. А первого мая мы отправились в несколько байдарок открывать водный сезон на речке Ящере.
Я попалав в пару с Антоном Пановым, который потом как-то ходил сменным капитаном на Штандарте. Антон - отличный капитан лодки, молчаливый и спокойный, и у него один только недостаток - он частенько забывал отдавать мне, сидящей впереди, команды голосом, а мне же не видно было, что он там сзади делает. Но это мелочи, поход был бы просто феерическим, если бы не мой чудо-пёсик.
Идиотский кобель жил у меня к этому моменту уже тринадцать лет, и ни в малейшей степени не был он собакой, которую я себе выбрала. Я встречала в жизни множество умных и симпатичных собак, а этого, только увидев под нашей дверью, постаралась увести и потерять. Но не помогло - кобель возвращался раз за разом, и за него вступилась мама. Есть у нас на острове такая местная порода, мелкие бородатые дворняжки, терьеристого типа, с бородкой, размером с фокстерьера. Черные обычно и довольно плюгавые. А у этого еще и с головой было плохо, и со здоровьем, да и достался он нам уже взрослым. Так что к моменту выращивания мною в себе Аськи этот собачий мафусаил успел окончательно впасть в маразм и поставил своей целью доказать мне, что я плохая хозяйка - и преуспел. Он даже в речку меня однажды столкнул, не говоря уж о том, что и сам лез в каждую лужу и показательно там дрожал. Я оказалась первой, кто искупался в этом году. Вот в чем странность: на тот момент я стояла на бревнышке у самого берега, и это был весенний берег. По идее, вода должна была заливать пологий луг. Знаю я эту Ящеру, летом в ней и коленей не намочишь. А тут я бесконечно падала в очень холодную воду, а дна в ней так и не обнаружилось.
Остальные, кроме пса, приключения, были запланированными. Ящера - замечательный полигон для юных байдарочников, от истока до устья. Сначала лавировка по узкой вьющейся по полю речке, потом река становится шире и появляются первые завалы, потом первые пороги, потом снова завалы, потом прыжок на метр с плотины, потом песчаные скалы, между которых застревают совсем уж причудливые баррикады из бревен и мусора, и в конце, в качестве завершающего аттракциона - большие пороги под железнодорожным мостом. Потом остаются сущие мелочи: выход в речку Лугу и подъем против течения до Толмачева. И мы во все это с удовольствием играли. Перетаскивали байдарки через завалы, перегоняли через пороги, клеили байдарки, снова перетаскивали. Второго мая пошел снег, а мы как раз шли по спокойной воде, без порогов и завалов, с одной стороны стена леса, с другой - луга. Медленный мягкий снег отражался в темной воде, смешивался с летящими навстречу отражениями, и мы окончательно переставали понимать, где поверхность воды, где мы сами. Мне пришлось отрезать подол у длинной тельняшки и сшить себе варежки, а то руки примерзали к веслу.
После порогов под железнодорожным мостом мы остались втроем - мы с Антоном и доктор Костик. Под мостом на берегу обнаружилось два деревянных артефакта, и я чуть не сошла с ума от невозможности предпочесть один другому. Приблизительно одного размера, где-то с мой рюкзак, источенная водою деревяшка, вся в дырках, и свеженький, со следами зубов, портрет человека работы бобра. Человек был очень похож: толстый, в шляпе, с руками в карманах и намеком на лицо. Бобров в тех краях очень много, их работу ни с чем не спутаешь, но я не предполагала, что они не чужды искусству. Выбрала я в результате дырчатую фиговину, сейчас у меня на ней живут ракушки. Мало ли, вдруг бобер хотел бы еще над своей скульптурой поработать, а тут очевидная работа воды, причем, законченная уже.
В городе я попыталась наладить отношения с женской консультацией. Вышло плохо: сначала мне сразу предложили аборт, потом не поверили моему знанию точной даты зачатия - в общем, я решила, что с этими людьми мне не о чем говорить. Рожать я собиралась дома, с гениальным врачом из "Берегини" Ольгой Ивановной, так что консультация мне не очень-то и была нужна. Я решила, раз официальная медицина так нелепо себя ведет, будем шаманить, и сшила себе льняную рубаху, всю расшитую охранными знаками.
Совсем у меня тогда практически не сочинялась музыка; зато стихи шли на ура.
Знает привыкший идти сквозь огонь, как ладони его горячи,
Ведает вверивший сердце воде, как прохладны лесные ключи,
Птица вонзается в небо, крича, словно камень, послушный праще,
Только вот я ничего не ищу, ничего не хочу, и вообще.
Все растеряла слова, и в плену многоточий вишу в пустоте,
Краски потратила всуе, рисуя белым на белом листе,
Ибо любые слова бесполезны, движение исключено,
Если во мне прорастает и скоро взрастет золотое зерно.
Вот и сижу одна, словно бы этому миру уже не дитя,
Вот и пасую пред той ерундою, что раньше решала, шутя,
Словно бы полная всячины всякой земля оказалась пуста,
Словно бы все, что бывало снаружи, замкнулось внутри живота.
Я, что бывала травой, и водою, и птицей на фоне небес,
Словно настолько сама изменилась - не то изменила себе -
Что отказалась от ветра, и капель, и тонкой структуры огня,
Чтобы другая живая душа посмотрела на мир сквозь меня.
Разумеется, я тут кокетничаю: все у меня со словами было тогда в порядке, просто приоритеты начали меняться. Когда очень быстро растешь, частенько кажется, что умираешь.
На лето была у меня запланирована первая поездка к родителям. К этому моменту я вполне уже обзавелась животиком и носила его гордо, как орден. В Иерусалим я вошла пешком, как мечтала: родители нашего друга Шурика высадили нас на подъезде к городу, и мы вошли в него, шлепая сандалиями, словно последних тысяч лет и не было. Я ходила с пачкой бумажек и рисовала, и очень быстро выяснилось, что под ярким солнцем очень трудно рисовать на белой бумаге, глаза болят. Там же, в Иерусалиме, купила я себе пачку черной бумаги и с толком ею распорядилась. На мне самой был надет черный балахон, мы его случайно в секонде нашли, с потайными кармашками в швах, мне его очень сейчас не хватает. Первую копию этого предмета одежды я доносила в позапрошлом году в больнице, очень он готичненько там смотрелся, надо бы еще таких нашить. Вещь вне времени, как раз в моем ключе.
Печкин познакомил меня с властелином Ахзива, Эли Авиви. В его музей можно ездить волонтерами, как к нам на Штандарт. Печкин, например, складывал там каменную стенку, я, поскольку таскать тяжести было несвоевременно, вымыла весь музей и еще несколько разрозненных холодильников. Место оказалось волшебным, как и его хозяин; а я оказалась ко всему готова, у меня даже карманный рубаночек с собой был. "Роди и мне такой рубаночек!" - смеялся Эли.
И вдруг оказалось, что месяц - это очень мало, и надо улетать. Я настолько была переполнена всем этим счастьем, что, не задумываясь, пошла в самолет с ножиком на поясе, никто на него и внимания не обратил.
Вернувшись в город, я обнаружила, что фигачить стамесками мне совсем уже не хочется, и устроилась в сувенирный ларек нашего корабля продавать всякие штучки. Стула для меня не нашлось, так что девять часов в день я сидела на узком и твердом бревне, и оказалось, что на седьмом-восьмом месяце это серьезное испытание. На втором этаже мастерской Фантаста на сундуке лежал кусок поролона, и с тех пор несколько лет я к этому поролону испытывала неоднозначную нежность. Присесть на что-нибудь мягкое - больше, чем удовольствие: даже в чем-то возбуждает.
А, вспомнила: я ведь еще успела выбраться в лес, на мою скалу. Не помню даже, в какой момент - но было жарко, светило солнце, у меня была с собой тонкая шерсть и крючок. Я нашла себе ямку в земле, уложила в нее живот и долго загорала так под утренним солнцем. И параллельно вязала носки для будущего малыша - тик-в-тик попала, как выяснилось, в размер. Удивительно теперь, что не так давно у Асицы были такие микроскопические ножки.
4 сентября 99 года мы спускали корабль на воду. Вся команда была одета в одинаковые форменные комбинезоны, и внутри комбинезона даже мой не самый маленький живот целиком терялся. Я повязала вокруг живота огромную куфию, чтобы как-то его выделить. Толпа собралась огромная - где-то тридцать тысяч человек, по приблизительным прикидкам. Набережную еще не построили, на краю большого насыпного поля лежали бетонные плиты со штырями, на которые позже крепили набережную. До последнего момента я сидела в ларьке, и, когда закрыла его, выяснила, что к берегу мне уже не пробиться. Кто-то из наших меня протащил через территорию наших соседей, рыболовецкого колхоза. Я пробралась на берег в кульминационный момент: когда фрегат завис над толпой, вздернутый в небо владыкой портальных кранов. Дух захватило.
Для охраны всего этого нам выделили сорок милиционеров, которые, увидев толпу, отошли в сторонку и махнули руками. Потому, когда корабль опускался на воду, мы - тоже сорок человек - стояли на берегу, сцепив руки, чтобы напирающая на наши спины толпа не попадала в воду.
В какой-то момент я выясняла отношения с нашей организаторшей, которая почему-то считала, что выступать беременной неприлично перед спонсорами, а выступить я считала своим долгом. В конце концов, может быть, мне никогда больше не доведется спеть перед такой толпой. Я апеллировала к капитану, он пожал плечами: что за глупости, наоборот, будешь символом возрождающейся России. Администратор концерта, дама, худая, как барракуда, с белоснежной развевающейся гривой, вилась вокруг меня, пока я настраивала гитару и всплескивала руками: как это здорово, что ты на девятом месяце ничего не боишься! Это была самая большая аудитория, перед которой выступили мы с Вовкой Беловым, программа была самой короткой - две песни, и нас почти никто не заметил. Ну и неважно. Я-то пела для этого корабля, и достаточно.
Вскоре после спуска, когда еще ночные вахты были расписаны на одного, я первый раз сидела на юте новенького корабля и шила себе гамак. Гамак для матроса - и дом, и, если что, саван - в общем, мне хотелось, чтобы он у меня был. Он до сих пор на корабле где-то живет, хотя следующие мои гамаки оказались куда удобнее этого, первого. Корабль дышал и скрипел, притирался к воде, разговаривал. Пошел мелкий дождик, я полезла вниз и с непривычки навернулась с мокрого трапа, приземлившись точно на пятки. Думала, рожу - ан нет, обошлось.
С этой ночи я начала обратный отсчет: Аська была уже где-то близко. Вылизала дом, начала закупать все нужное к родам, попыталась пробиться к Ольге Ивановне, но так и не срослось встретиться загодя. Ну, у меня был выданный в клубе список и опыт многих предшественниц. Пришлось выписать комодов хиппи.токс Митьку с Настей, потому что пора было концентрироваться. После их ухода будущая детская комната осталась пустой и звонкой: письменный стол и матрас в углу.
Следующая моя вахта была назначена на десятое октября. Накануне мне приснилось, что я рожаю, сидя верхом на бушприте. Во сне все кончилось хорошо, хотя я и не запомнила, какого пола родился ребенок, но я решила, что предупреждают меня не зря, и позвонила Фантасту с просьбой повахтить за меня.
Четырнадцатого октября, в середине дня, позвонил Базиль, который очень хотел поучаствовать в родах. "Да вроде нет еще," - сказала я. Базиль спокойно уехал на репетицию, и тут у меня все и началось. Разумеется, эпоха мобильных телефонов еще не наступила, но у Ольги Ивановны был пейджер, и мне удалось с нею вовремя связаться. А меня сразу потянуло в воду, правда, на тот момент наполнить ванну было серьезным испытанием, по старым трубам вода шла очень медленно. Однако, удалось - даже дважды. На каждой схватке я пела абстрактную индейскую песню, а Ольга Ивановна читала какой-то наговор - я вспомнила этот момент, когда мне попался дяченковский "Скрут". Выяснилось, что предполагаемые сценарии не работают: когда все начинается, оказывается, что заготовленной музыки совсем не хочется, что папы рядом нету, и что все время приходится объяснять О.И. особенности моего дома. Их оказалась целая куча - я-то изнутри не замечаю, а неподготовленному человеку приходится объяснять буквально все.
Где-то посредине процесса О.И. повела меня ходить по ковру (и я вспомнила про иннуиток, которые рожают стоя). Потом я многократно повторила этот маршрут, когда Аська, обнаружившая разницу между днем и ночью, отказывалась спать по ночам, и я нарезала круги вокруг вытканного на ковре четырехликого царя обезьян, распевая какие-нибудь щербаковские "Знаки зодиака" или какую-нибудь свою "Спи, мой единственный, спи".
Аська вылетела из меня пулей, на том самом месте, которое отродясь было помечено черной точкой скола. "Аська", - сказала я, и она просмотрела на меня ясным изучающим взглядом: "Ну, и какая ты снаружи?" Мы друг другу понравились.
Оказалось, что роды - это самый восхитительный трип, но о нем толком не расскажешь. Была такая иллюстрация к Хайнлайну: рыжая беременная красотка, в животе у которой - весь земной шар. Вот, где-то из этой области впечатление. Словно всю свою жизнь воспринимаешь мир с помощью фото- и аудиодатчиков, и вдруг подключаешься к нему непосредственно, всей собой. Неповторимое ощущение. Проходит, к сожалению; но все-таки какое-то послевкусие остается. Не то чтобы начинаешь лучше понимать мир, но лучше чувствовать его - это уж точно.
Первую неделю Аськиной жизни я была невменяема абсолютно. После такого вруба в мир и жизнь частности были мне безразличны. Базиль, явившись наутро, увидел ее, маленькую, красненькую, разевающую птичий ротик, и объявил: "Она как птичка зяблик! Я буду звать ее Зяблой". И немедленно уснул. Пришли Сашка Беличенко и доктор Костик построить подвеску для люльки, и долго пилили, строгали, шкурили и колотили. Пришла Тикки приготовить мне еду. Легги с Эдвином принесли мне телефон, чтобы можно было болтать, не вылезая из кровати. Аська все это проспала.
Где-то через месяц, точнее не помню, начали мы уже выходить из дома. Я перепробовала несколько конструкций детских переносок, пока не остановилась на простом слинге с кольцами, которые сейчас уже вовсю продают. Я еще помнила, как парилась с коляской моего младшего брата - и без коляски так оказалось классно!
В декабре мы сыграли с ней первый концерт. У меня сохранилась фотография: я на сцене со свертком из той самой куфии, которой я перевязывала брюхо на спуске Штандарта. А внутри этого импровизированного слинга - вот как раз Аська.
99 год мы провожали с Аськой вдвоем, но где-то без четверти двенадцать она уснула, и я сидела возле неё на ковре совершенно одна, смотрела по телевизору "Назад в Будущее", и было мне хорошо, как никогда.
А теперь, если кто дожил со мной до конца этого насыщенного года, можете отметиться в комментах, и я передам вам эстафетную палочку.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →