На шкафу лежит коробка из под куклы, кажется, довоенная еще - ужасно, в общем, древняя. В ней, укутанные в такую же старую вату - старые игрушки, их все меньше и меньше. Гирлянды я держу в другой коробке, из-под какой-то новогодней посылки девяностых годов.

Старые игрушки мы все помним в лицо. Главные - два шара и шишка. Огромные, толстого стекла, не каждая елка их выдержит. В этот раз мы купили елку, которая выдерживает, повесили все три. Следующим был дирижабль - он не сохранился, так что посчитаем следующей штуковину имени первой пятилетки, пятиконечную, с серпом и молотом. А еще есть там фонарик с надписью "ПЕКИН", парные шарики с разными сюжетами - на одном машинка Победа и что-то похожее на опору электропередач, на другом - почему-то петушок. А еще колосок, про который Аська говорит "А злаки выживут, потому что злаки полезные, и потому живут всегда". И заснеженный домик. И почти у всего этого выгорели и рассыпались уголки, если они есть - тонкое стекло чернеет, истончается и рассыпается. Дед Мороз, например, лишился руки.

И со всем этим я чувствую себя колонистом очень далекого мира, которому негде взять новых елочных игрушек. Как альтерраны Урсулы Ле Гуин с их фарфоровыми чашечками. Игрушек вокруг продается полным-полно, но они фальшивые.

А гирляндочки сделал папа - из малюсеньких лампочек, из тончайших проводков, очень много лет назад. К ним прилагается усилок с регуляторами, и никакие нынешние не умеют так переливаться, как эти папины. Лет пять назад сгорела первая из четырех, в этом году - вторая. Следующий мой книжный персонаж - художница из рассказа О.Генри с ее последним листом. А то и мальчик с пальцем, и дыр в той плотине не счесть.

Маленький виш-лист: подарите мне, друзья, тестер. Дырки в плотинах затыкать.

На самом деле, грусть по разбежавшейся по миру семье - это инверсированная радость того, что в пространстве и времени эта семья все-таки существует.