Я не потому с ним в школу ходила, что он хоть каким-то боком школьный. Он и двадцать лет назад был весьма потертым мужским портфелем из мягкой кожи, с латунными замочками, антикварной вещицей. Он еще и открывается не с той стороны - кажется, хурджины так устроены. Ну, это как бы два портфеля, соединенные сверху, входом внутрь, снизу подхваченные ремнями с этими самыми пряжками. Чтобы достать из него учебник, мне приходилось целиком раскладывать его на парте, и каждый раз это было выступление, на которое недоуменно смотрел весь класс. Конечно, надо мной смеялись; но не сильно, это был еще один милый штришок к портрету гения; безумие, да, но безумие благородное. Да и историк наш Амнон Яковлевич, у которого сидела я на первой парте, портфелем был, конечно, поражен, но отнесся к нему с уважением.
И вот теперь я с ним сижу и не знаю, что с ним вообще делать.
Кожа его еще мягкая, а ведь старичок уже.
Но совершенно некуда с ним таким пойти. Если бы я ходила куда с пачками рисунков! Вся моя учеба давно закончена, и в жизни мне теперь милее сума с клапаном, куда быстро можно закинуть и так же быстро вытащить дорожную книжку, детский мячик или папку с пенальчиком. Для рисунков есть у меня хорошая папка для ношения подмышкой, кожаная, на кнопке, с кармашками для мелких набросков и патронташем для карандашей. А портфель зря пропадает, а хочется, чтобы жил.
