Сессия как-то затянулась. Ежу понятно, что после одиннадцати бар был как бы закрыт, закрыты ставни, погашен фонарь над входом, опущен ролл парадной двери, а внутри-то жизнь продолжалась. Участники партии сидели на полу, обставив себя бутылочной ипой и чипсами, и увлеченно рассказывали друг другу свои приключения в замке барона. Водил вроде бы Рома - но вдруг оказалось, что общий сюжет закончен, и теперь все начали парами расползаться по углам, и водил теперь каждый второй. Успели, видимо, нагенерить сюжетов для своих напарников. Ёксель остался без напарника: во-первых, он оказался девятым и последним на этой дороге, во-вторых, его как раз недавно съели, а сгенериться заново он не успел, устал, не было идей. Идти домой было рано, мосты еще не свели, а идти уже хотелось. О, мусор! У черного выхода привалились друг к другу чёрные мешки, две штуки, большие, но лёгкие, полные бумажных стаканов.
- Я вынесу? - вопросительно обратился Ёксель к Феде, хозяину бара, тот только кивнул. У него как раз происходил напряженный и детективный ужин у барона. Ну, мусор, делайте с ним что хотите, всё равно, там такие дела! Барон загадочен, жена прекрасна, слуга всего один, и кто же тогда нагрел воду в купальне?! Или это не тот вопрос? В общем, по уши Федя был в своём сюжете. Так что Ёксель подхватил мешки и вышел в холодную подворотню.
Не настолько был велик бар "Тёмный закоулок", чтобы пронзить собой весь корпус дома. Поэтому задний ход вёл в подворотню, а уже из нее можно было выйти во двор. Вроде бы, там должна была быть помойка, и была, еще две недели назад. А вот сегодня ее уже не было: чистая асфальтовая площадка на месте былых контейнеров, и даже руины трансформаторной будки, давеча заваленные мусором, оказались зашиты свежей фанерой и выкрашены в охру. Ну привет. И куда теперь мусор выносить?
Ёксель отправился бродить по лабиринту дворов. Их тут, кажется, должно было быть тринадцать, Ёксель знал не все. Но ближайший двор был весьма известен: в нём резвились граффитисты, и на входе, на первом из гаражей, зрителя встречала бодрая надпись "У НАС НЕ ЗАРЖАВЕЕТ". И впрямь: заржаветь у гаражей не было шансов, экспозиция менялась каждую неделю до самой зимы, наращивая слои краски, и только сейчас подзависла. По крайней мере, этого человека-паука и этот чайник ростом с себя Ёксель уже видел. Проход между тёмных гаражей вёл во второй гаражный дворик, еще более тёмный, а там гаражи стояли с просветами, не плотно, два каменных по бокам, два железных в середине, и каждый просвет заполнял огромный тополь, в три обхвата у комля и резко обрывающийся на высоте шести метров. В щели за одним из тополей виднелись вожделенные контейнеры, Ёксель решил не искать у судьбы прохода без тополя и полез в щель. И зацепился, конечно, за ствол одним из пакетов, принялся аккуратно его отцеплять, чтобы не рассыпать стаканы по черной земле, а, когда отцепил и вывалился в следующий двор, оказалось, что никаких контейнеров во дворе нет, и двор совсем не тот, что Ёксель ожидал. Вот так думаешь, что дом Бенуа неплохо знаешь - и на тебе.
Ни одно освещённое окно в этот двор почему-то не выходило. Здесь было окончательно и бесповоротно темно, и Ёксель, перехватив оба пакета одной рукой, другой рукой включил на телефоне фонарик. Высветился древний грузовичок со спущенными шинами, а всё остальное погрузилось в радикальную тьму. Тут Ёкселю стало не по себе, по крайней мере, без фонаря его окружали просто дома и автомобили, а не это не пойми что. Он поспешно погасил фонарь, постоял минуту зажмурившись, чтобы избавиться от засветки, снова открыл глаза. А ведь не так уж и темно. Виден верхний край стены, багровое небо, силуэт семиэтажного дома за стеной и проход в следующий двор, обычная нормальная подворотня.
В следующем дворе совсем не было машин, зато в глубине двора обнаружился одноэтажный флигель с мансардой и берёзой. От флигеля к березе тянулся шнур, на шнуре висели красные плавки. При этом окна флигеля были покрыты пылью, а перед дверью в щелях плит крыльца вырос куст полыни, в этом году дверь точно не открывали. Здесь было даже довольно светло: кто-то еще не спал, одно окно в пятиэтажном корпусе светилось истошно-розовым, другое обычным желтым. Помойки не было и здесь. Зато была клумба с увядшим баданом и серый котик, нырнувший при виде человека с пакетами в подвал.
Потом были двор с эпическим гаражом, занимающим почти всё пространство двора, тупиковый дворик, совсем маленький, из него пришлось возвращаться, двор с двухэтажным домиком, изогнувшимся синусоидой, двор с заброшенной пятиэтажкой, рассеченной трещиной сверху донизу и опоясанной снизу жестяной воронкой, видимо, чтобы падающие кирпичи не падали на автомобили. В некоторых местах светились окна, где-то слышался шум автомобилей, но ни помойка, ни выход на улицу всё никак не попадались. И Ёкселя начало преследовать ощущение чьего-то присутствия. Пошатаешься так по ночным дворам, еще не то начнёт мерещиться.
И вдруг Ёксель снова оказался во дворе с гаражами, а там, под самым толстым тополем, в стороне от прохода, темнела чья-то фигура. У Ёкселя ёкнуло под ложечкой. Сложные чувства: вот человек. Можно спросить, как выйти из этого грешного лабиринта и где уже наконец контейнеры. Но человек! В четыре часа ночи, в тёмном дворе, будто поджидает кого-то. Сидит в засаде. Может, ёкселей ловит.
- Фу ты, - выдохнул Ёксель. Это была девушка. Курносая девушка в смешной шапке с ушами, на шапке гогглы, гогглы тоже вязаные. Сидит на раме маленького велосипеда, гастарбайка, курит трубочку. - Моя бабушка курит трубку, - ляпнул банальщину, чтобы не признаваться, как перепугался.
- Фу, как скучно, - усмехнулась девушка, - все мне это говорят. Мне до бабушки сто вёрст лесом, а твоей бабушкой стать вообще нет шансов. И ты мимо меня уже третий раз проходишь.
- Правда? Офигеть я заблудился, - вздохнул Ёксель, - не знаешь, где контейнеры?
- Да вот они, за тем проходом, - она указала на проход, в котором не было тополя, - но погоди, так ты опять потеряешься.
- Да почему?! - возмутился Ёксель, - вот проход, вот помойка.
- Он не отпустит. Заигрался. Ты куришь? - Ёксель помотал головой, - ну, хоть рисуешь?
- Это да. Но до этих, - он мотнул головой в сторону знакомого чайника, - мне расти и расти.
- Это неважно. Он любит дым и граффити. Тебе нужно его как-то ублажить, покурить или порисовать, тогда отпустит.
- Да кто он-то?!
- Минотавр, - пояснила девушка совершенно спокойно и выпустила клуб дыма.
- Да ну тебя, - буркнул Ёксель, - пойду я. Помойка вот она.
- Дело твоё, - пожала плечами девушка и уткнулась в телефон.
Помойки за углом снова не было, а был проходной дворик с очень странным флигелем: вход из-под крыши, наверх ведёт шаткая металлическая лестница. Снова чертов лабиринт. Ёксель перехватил пакеты поудобнее и нырнул в подворотню.
***
- Отпусти его, - сказала Травка, поднимая голову от телефона.
"Ммм, - ответил Минотавр, - не хочу. Он сюда играть пришел! Я играю".
- Он уже поиграл, - умиротворяюще разъяснила Травка, выбила трубку и набила ее снова, - вон, мусор уже выносит. Ему совсем не весело.
"А мне весело! - упёрся Минотавр, - вон как бегает. С пакетами. Смешно! Сам играть пришел, а теперь не рад."
- Дело твоё, - пожала плечами Травка, - а я пока посижу.
Спать уже хотелось очень, но не бросать же парня. Открыла на телефоне игру, принялась переставлять цветные камешки. Всё равно этот парень с пакетами тут пройдёт, ждать недолго.
***
Ёксель снова увидел девушку, сидящую на раме велосипеда, после целой череды тёмных дворов. Пакеты всё еще были при нём, и он был готов хоть сплясать, хоть принести кровавую жертву, лишь бы уже избавиться от мусора и вернуться в бар, а то и пойти домой пешком через Стрелку.
- Ну что, готов порисовать? - спросила его Травка.
- Да пофиг, хоть что, - признался Ёксель, - только мне нечем.
Травка покопалась в кармане дублёнки и протянула ему маркер. Широченный черный маркер, как раз подходящий для стены.
- Вон хорошее место, - предложила она, - заготовили прямоугольник, а контента-то и нету. Давай.
Ёксель подошел к стене гаража, прислонил пакеты к воротам и быстро нарисовал рога полумесяцем. А потом быстро добавил к ним всего бычка. Почему бычка? Да фиг его знает. Может, потому, что она упоминала минотавра. Или потому, что квадратным жалом маркера было приятно рисовать дуги.
Нарисовал, вернул маркер.
- Ну что, я могу идти?
Травка одним зрением видела недовольного парня с пакетами, взъерошенного, клетчатый шарф намотан в три слоя до самых ушей, на кожаной куртке не хватает пуговицы; а другим - здоровенного рогатого многорукого быка, нависающего над свежей картинкой. Минотавру картинка явно понравилась, и не зря, отличный лаконичный стиль. Человеку явно понравится, что помойка сейчас найдётся.
За стеной зашуршало, и во дворе с гаражами снова появился Ёксель в клетчатом шарфе, уже без пакетов.
- Наконец-то избавился, - сказал он, - что за чертовщина тут у вас.
- Никакая не чертовщина, - пожала плечами Травка, - обычная ночная жизнь.