Ветер в городе преимущественно западный или юго-западный. Иногда бывает северный, а вот с восточным встретиться трудновато. То ли пресекается он, уперевшись в горы, то ли просто окна редко выходят на восток. Насчет восточного ветра Ипатия не очень беспокоится, пусть этим занимается муж. Это ему было бы приятно, если бы восточный ветер стёк с горы и вывел его лодку из бухты, пусть он и кормит. И так полно проблем с северным.
Печка состарилась, вот чего. Пирожки всё время пригорают, особенно если в них варенье, а варенье же проще всего, в любой момент под рукой, не то что корнеплоды, которые плохо хранятся, или рыба тэрперин, которую трудно поймать. Но вот как раз сейчас всё хорошо: и рыба как раз лежит на льду в подвале, и ветер южный, задувает как раз в окно, выходящее на бухту. Ипатия ложится животом на подоконник, смотрит вниз, там как раз Анастас грузит в лодку бочку для вечернего лова, а Лекси вьётся вокруг, проверяя вёсла и парус. Ветер играет с двухвостой бородой мужа; когда-то Ипатия влюбилась в две его золотистые косы, которые он заплетал до конца, в ниточку, и в пушок на подбородке; к сорока годам золотистые косы кончились сами собой, зато вместо них выросла длиннющая борода, и снова ветер играет с двумя удивительными хвостами; а Анастасу понравилось, что ветер ест у Ипатии из рук и гнездится в кистях шали.
Ипатия собирается варить суп. Южному ветру это нравится. Растапливает плиту, ставит самую большую из кастрюль. Посылает Стаси за рыбой, посылает Мелочь за барукой и луком. Скоро на кухне кипит работа: старшая дочь возится в тазу с рыбой, то ли моет, то ли играет, снимая с рыбы доспех, младшая строгает овощи на кривой деревянной доске, но быстро отвлекается на колечко лука, которое можно, оказывается, весело крутить на пальце. Ипатия, успевшая за это время промыть и вышелушить зёрна флара, решительно отбирает у обеих девиц ножи и выгоняет их змея, что ли, позапускать, всё больше пользы - и вовремя: как раз в дверь стучит первый проситель.
Вид у просителя пыльный и унылый. Маркус Зальцман, архивариус. Оказывается, южный ветер поднял воду в тринадцатом канале, а там уже близко до нижнего яруса архива, становится сыровато, мы как раз планировали переезд в новый корпус наверху, нельзя ли подкормить ветер, чтобы он подуспокоился, хотя бы сегодня, пока мы переносим фонды?
Конечно, можно, улыбается Ипатия, я как раз варю суп. Вот и отлично, радуется архивариус, вот в качестве благодарности, и протягивает коробочку с шамасом, редкая пряность, аж из пустыни возят.
Не успевает Ипатия порадоваться ценной добавке к супу, как приходит тётя Хильда попросить прикормить северный ветер, а то южный не даёт как следует поменять тенты над ее магазинчиком.
Потом вваливается толпа музыкантов и тоже просят о северном ветре, потому что на самом лучшем месте площади они завтра как раз были бы от него закрыты, а то на ветру струны ползут.
Стол зарастает приношениями: банка с вареньем, мешочек муки, картонная коробка с довольно крупными яйцами, отличный сахар из Арганота (на мешке так и написано, хотя откуда еще он может быть, там его и делают, а потом привозят по реке). Между разговорами Ипатия как-то успевает покрошить рыбу и овощи в суп, хотя не раз жалеет, что отослала девиц прочь. Редко день оказывается таким насыщенным, как этот; обычно горожане всё-таки воспринимают дующий ветер как данность и не ходят лишний раз к питателю ветров.
В плите полно горячих углей, суп варится сам собой. Поток соседей прекращается. Ипатия разворачивает затертый кусочек пергамента: два южных, три северных, один юго-западный, два западных и, к счастью, ни одного восточного. Значит, сейчас кормим южный (ставит суп на окно), завтра утром приманим юго-западный, да он и сам прилетит, больше всего он любит змеев вроде того, что сейчас запускают девочки, а южный как раз наиграется и устанет, тут-то и позовём западный, он как раз отгонит воду от тринадцатого канала и загонит в седьмой, где как раз давно пора освежить воздух. Лишь бы восточного не попросили. А северный не горит, тетя Хильда может поставить свои навесы и в сумеречном безветрии, а музыканты подождут до послезавтра. С пирожками для ветра надо будет постараться.
Ипатия накрывает кастрюлю крышкой и возвращает на остывающую печь. Пожалуй, ветру достаточно. И вовремя: как раз врываются раскрасневшиеся от ветра девочки, ветер, мол, стихает, со змеем уже трудно, нельзя ли поесть? А вот как раз и можно, смеется Ипатия, приносит из подвала сливки, наливает три миски. И вот стоит только поднять ложку и открыть рот, как стучат в дверь. Причем, требовательно так, не по-дружески.
Ипатия опускает ложку в суп и идет открывать (Стаси ставит керамическую миску на тёплую плиту, чуя, что разговор простым не будет). За дверью стоит носатый старик в дорогом кафтане и отороченной птичьим пухом треуголке. Опирается на трость с щучьей головой. Руфус Шнидер, самый богатый судовладелец города Данпула. Ипатия смотрит на него вопросительно. Вроде бы, у него в конторе есть свой заклинатель ветров, она-то ему зачем понадобилась?
- Мне нужен восточный ветер через два часа, - требовательно сообщает Шнидер и протягивает Ипатии кошель, - дело безотлагательное.
Ипатия недоумённо смотрит на деньги. Редкость и странность. За заклинание ветров еду приносят, это нормально. Деньги - это человеческие дела, при чем тут вообще ветра? Тем более, что сам факт обращения этого денежного мешка к простой питательнице ветров уже подозрителен.
- Почему я-то? - наконец спрашивает Ипатия, - почему не Бен-Гилель?
- Есть причины, - рычит Шнидер, - ну так берешься или нет?
Ипатия изучающе смотрит на деньги. Деньги - это же можно хорошую стеклянную селанорскую духовку купить! И больше не беспокоиться насчет пирожков. Да и вообще возможности. Чувствуя на себе сверлящий взгляд Стаси, Ипатия кивает и берёт кошелёк.
- А почему такая срочность? - всё-таки спрашивает она. Шнидера спрашивать себе дороже, но удержаться невозможно. Ну и, может быть, мастеру мотивация нужна, скажете, нет?
Шнидер тоже понимает насчет мотивации, так что, подобрев, охотно объясняет:
- Фрахт нашелся для "Ларан Дрейс". Лайнские дела, им нужна скорость. Загрузили весь корабль бочками, просят выйти сегодня. Если ветер будет попутным, то и никаких проблем. А у Бен-Гилеля, чтоб его, через два часа уже шабат.
- Но вы же тоже аид, - улыбается Ипатия.
- Аид, не аид, - кривится Шнидер, - корабли должны выходить, это важнее! Всё, деньги уплачены, жду ветра.
Ипатия возвращается к своей тарелке, девочки внимательно на неё смотрят.
- Почему ты согласилась? - наконец спрашивает Стаси, - через пару часов как раз наши будут возвращаться, а ты им ветер в морду?
- Печку куплю, - мечтательно отзывается Ипатия, - пирожки будут хорошо получаться. Может, и на хорошую ткань хватит, с узорчиками.
- А мне и горелые пирожки нравятся, - бурчит Мелочь, - а этот дядька не нравится.
- Есть еще одна вещь. Вы этот корабль, про который он говорил, видели? - девочки кивают, - и я видела. Красавец! И что-то мне кажется, что корабль очень хочет в море. Несколько лет не выходил, что-то с ним у Шнидера не ладится. В общем, не бойтесь за наших ребят, у меня есть идея.
Стаси с сомнением качает головой и тянется к варенью.
Ипатия поднимается в спальню, снимает удобную домашнюю юбку и надевает широкие матросские штаны и вязаную фуфайку. Потом спускается в палисадник, подзывает пасущегося там старого ящера и надевает на него седло. Восточный ветер из дома не вызовешь, характер у него несговорчивый, тут придётся постараться. Шляпа и куртка тоже не будут лишними, это на кухне жара, а вот когда купим новую печку, так жарко уже не будет.
- Стасик, - говорит Ипатия, - ты за старшую, посуду помойте, часика через два растопи плиту. Не бойся, всё будет хорошо, наши рыбаки вовремя вернутся.
Старый ящер несёт Ипатию, похожую сейчас на морячку в этой одежде и с двумя туго заплетёнными косами, вверх по улице. От площади надо будет свернуть на тропу, идущую вверх, к самой верхней точке горы. Человеку туда лезть страшновато, а ящеры справляются, даже такие старые, старые, может, даже и лучше, много опыта, меньше молодой удали, экономят силы, выбирают безопасные пути. Ящер лезет по скале, Ипатия прижимается к его спине. Жаль, ящеры не летают. Ходят сказки, что есть в мире один летающий, огромный, да кто ж его видел.
Вот, наконец, и вершина. Все башни, улицы, сады и рынки Данпула остались внизу. Голоса реки тоже здесь не слышно, зато видно - ух, сколько! Всё море простирается перед Ипатией, как бирюзовая чаша. Город, сползающий по скалам, кажется отсюда совсем вертикальным, как стремянка, ведущая из башни. Справа крыши другие - там фларовые фермы, ящеричные и овечьи пастбища, и где-то там, далеко, начинаются равнины. А если смотреть на восток, то туда горный хребет и идёт, сливаясь где-то там, далеко, с облаками. Города там уже нет, он весь за спиной, на западе, на побережье; впереди, на востоке, отроги спускаются в чашу кратера, Междугорья. И там облака висят низко, и не поймёшь толком, то ли ползут, то ли нет. Где он, тот ветер.
Ипатия достаёт из кармана глиняную окарину и выдувает первый звук. Восточный ветер не приманишь едой, ему нужно другое. Мягкая, бархатистая, низкая глиняная нота, за ней другая, третья. Ипатия играет и видит, как облака внизу приходят в движение, и вот снизу, из ущелья, к вершине горы взмывает самый настоящий восточный ветер с самого что ни на есть востока, оттуда, где, говорят, он может не только развевать бороду любимого, а и перемешивать рощи и реки, сбивать путников с пути, вклинивать холмы между болот. Конечно, с таким могуществом у себя дома кто бы захотел лезть на гору, но против музыки он не может устоять, только играть нужно там, где он может услышать. Город внизу наполняется огнями, горожане выносят на улицы свои светильники, а вот внизу, пользуясь безветрием, уже начали играть какие-то музыканты, мелодии сверху не разобрать, ну и ничего, ветер разберёт. Ипатия продолжает играть, и ветер переваливает через вершину, и скатывается на город, как с горки. Качаются светильники, хлопают флаги и тенты. А вот теперь внимательно: Ипатия высматривает сверху корабль; кажущийся огромным в порту, отсюда он не больше маленькой лодочки, но другие корабли рядом с ним почти и не видны, так, запятые, аидские буквы йуд россыпью. А на этом корабле даже паруса можно рассмотреть, уже поставлены. Иди, играет ему Ипатия, самый красивый корабль в порту, иди на запад, хорошей тебе дороги, играет она ему, переходя на верхнюю октаву, и ветер, очарованный предложенным танцем, поджимает крылья, весь устремляясь в узорчатые паруса корабля.
Когда Ипатия входит в дом, за столом уже сидит довольный Анастас, Лекси показывает Мелочи, какого размера был самый большой тэрперин (как раз с Лекси, судя по размаху рук), на столе стоит бутылка вина, оплетённая южным каким-то волокном.
- Никогда не видел, милая, - говорит муж, - чтобы вот тут ветер был западный, а вот тут восточный. Идём фордачком, а навстречу нам "Ларан Дрейс" фордачком же, разошлись левыми бортами впритирку, и нам, и им ветер попутный, ничего себе поворот. Ты мне ничего не хочешь сказать?
- Хочу, душа моя, - сияет Ипатия, - во-первых, мы купим хорошую печку! А во-вторых, налей мне уже вина скорей, во рту пересохло.