текст про чайного мастера, дракона, а сегодня этот чайный мастер-дракон зашел к нам в Каледонский Лес и заварил ребятам отличного пуэра. Раз уж я путаю причины и следствия, сначала пишу персонажей, а потом с ними знакомлюсь, почему бы не поселить на безымянном острове неведому зверушку.
И вот, кстати, раз уж у нас поле сырой магии обострилось чрезвычайно, не могу не сказать, что думали мы в Каледонском Лесу о сковородке для блинов, но из моих для тамошней плитки годится только одна, и она очень маленькая, так что я дважды была в Лесу, а сковородку так и не принесла. Но мы так громко думали о сковородке, что на другом конце материка сковородка материализовалась в тексте Лоры Белоиван, да еще эпическая какая. Надо что-ли потише про сковородку подумать.
Это было то самое лето, когда в моду вошли летние шарфы и летние перчатки. Поэтому оба байдарочника поверх толстовок закутаны в пледы вместо шарфов, Боб в оранжевый икейский, Лю в клетчатый, местами заштопанный маленькими ловцами снов. И на руках у них предусмотрительно прихваченные с собой вязаные варежки. Алюминиевые вёсла - это вам не плюшевый медведь. У Боба вязаная шапка поверх дредов, Лю намотала на стриженую голову платок на манер тюрбана. Байдарку привезли на велосипедах, Боб взял себе кожух, Лю - рёбра. Собрали на берегу, как только стемнело.
Это еще неизвестно, можно ли выходить в Малую Невку на маленькой байдарке. Поэтому дождались темноты.
Когда-то на этот остров со старого Большого Петровского Моста (на самом деле пешеходного и узкого) вела лестница, возле лестницы сидел вахтер, не пускавший никого вниз. Но внизу были следы костров и всякий мусор. Может, за бутылку и пускал. Но Лю так и не собралась. А потом деревянный мост разобрали, поставили настоящий, широкий, железобетонный, с плавным спуском налево, вдоль набережной, и лесенкой в парк для пешеходов. А вот лесенку на остров не возобновили.
- Он вообще как-то называется? - спрашивает Боб, согласившийся на авантюру только ради Лю.
- Никак. Совершенно безымянный остров, - вздыхает Лю. - на гуглокарте его даже и нет, только на спутниковой картинке. Безымянный. Необитаемый. И даже не тот Безымянный, на котором центр.
- Круть. Спросят - а куда это вы плавали, а нам и ответить будет нечего.
До острова рукой подать. Всего-то до середины реки. Впереди маячит тёмная масса: камыши, выше ольха, еще выше дубы. Слева разливается желтое зарево: из-за новых домов уже выглядывает оранжевый краешек низкой луны.
Тихо, стараясь не плескать, не шуршать, байдарочники въехали прямо в гущу камышей, где и застряли. Вокруг колышется затканная паутиной стеблей вода, Лю ёжится, снимает кеды, носки, кеды вешает на шею, носки в карман толстовки. Закатывает джинсы и осторожно слезает в холодную воду.
- А ничего, - радостно говорит она из воды, доходящей почти до края джинсов, - дно песчаное. Это же Нева. Слезай давай.
Байдарку затащили дальше, до начала берега, похожего на берег. Лю ополоснула ноги и обулась: чай, не май месяц, хотя и май был тот еще. И потом, стёкла могут быть. Боб достал из рюкзака налобный фонарик, нацепил и полез в кусты. И вернулся вскоре с кучкой хвороста. А Лю, подсвечивая себе смартфоном, исследовала берег высадки. Тут сыровато, но всё-таки не совсем болото. Песок и земля, ни глины, ни ила. Дубы, чьё-то старое кострище, а мусора почти и не видно - то ли кто-то навёл порядок, то ли песком занесло.
С костром на островке стало совсем уютно. Как где-нибудь на Вуоксе. Сквозь густую растительность окружающие берега едва проглядывают.
- Застолбить бы себе этот островок, - мечтательно вздыхает Лю, - он ведь официально как бы и не существует.
Боб уже расслабленно курит и смотрит на мир с большим удовольствием, чем час назад.
- Он и так твой, - обнадёживает он, - здесь и сейчас.
***
Снова кусочек тепла! Давно, давно.
Сидят. Этот выдыхает дым, эта звучит, как металл. Металл во рту. Маленький, звенит. Спокойные.
Не пьют. Вообще нет с собой стеклянного.
Просто сидят.
Тряпочная рыба в камышах. А запасные ласты с собой взяли. Странные. Ласты отдельно. Хвоста нет. Чем рулить?
Много их. Но далеко. А эти близко.
Хочу как они. В тепло. Страшно. Тепло жжется. Всё равно хочу.
***
Лю вынимает варган изо рта и нервно озирается. Что-то шуршит в кустах, как будто кот прошёл, но коту на маленьком острове делать нечего. Или тут бобры водятся? Лю в бобров в Неве верить всегда хотела, но не верила, и сама не видела никогда.
- Слышишь?
- Да мало ли, - пожимает плечами Боб, - зверь какой. Или ветер.
- Ага, зверь. Мы в городе, помнишь?
- Ну, не знаю, птица. Мало ли. Вороны тут всегда тусят, я днём видел.
- Ночь. Вороны спят, - Лю нервно шепчет. И хочется увидеть это неведомое животное, и боязно. Потому что самое страшное животное - человек, не одни же они такие умные. Но с другой стороны, тогда слышен был бы рёв мотора или плеск вёсел, вот только что мимо катер проехал с музыкой. А тут только шуршание в кустах. Лю еще минуту прислушивается, пожимает плечами и снова берет в рот варган.
***
Заметили.
Не убежали.
Сидят. Снова звенит. Хорошая песня.
Хочу петь. Заметят. Плохо.
Убегут, тепло погаснет.
Не буду петь.
***
Боб продолжает подкидывать в костёр сухие ветки. Сушняка в кустах оказалось много, впрочем, его всегда и везде много, если не зацикливаться на больших настоящих дровах. Порядочный ленивец ни за что не станет таскать с собой топор. Хвороста кругом полно, подбирай да жги. Конечно, так приходится подкидывать постоянно, но больше-то заняться нечем. Лю ведь хотела пошаманить на острове. С этими эзотерическими девочками вечно так: то у них випасана, то ступа, то им приспичит камлать в кустах. Зато можно, не палясь, любоваться тонким девочкиным лицом, пока она самозабвенно дергает язычок варгана. Оно того стоит, можно и потерпеть.
Что-то ведь она такое вгружала, пока собирали байдарку. Про духов-защитников, животных силы, ну, что такие девочки всегда гонят. Неудивительно, что сейчас на всякий шорох вскидывается. Животное силы ждёт. Понятно, что его, Боба, взяли с собой только ради лодки. Хотя, может быть, и нет. Кто еще будет с удовольствием слушать всякое гонево?
Но сейчас Лю, закрыв глаза, дёргает варган, зато Боб вспоминает, что в рюкзаке есть буханка бородинского, радостно достаёт её, нанизывает кусочек на сухой прут ракитника и принимается обжаривать.
***
Пахнет!
Что это так пахнет! Еда! Их еда.
Ближе. Подползти ближе. Не дадут. Но вдруг уронят.
Звон близко. Звонко! Звенит, кружит.
И запах еды.
Не могу не петь!
Заметят. Ну и ладно!
Пою.
***
Боб роняет палочку с хлебом в костёр, Лю вскакивает. Из кустов доносится песня, жужжащая, низкая, похожая на крик какого-нибудь вальдшнепа, но не птичья, звериная. Из кустов встаёт здоровенная тень, силуэтом различимая на фоне взошедшей луны. Боб, не осознавая, выхватывает из костра прутик с обгоревшим хлебом, швыряет в пришельца, взмётывается широкая плоская лапа, сбивает хлеб. Лю просто стоит и завороженно смотрит. Боб хватает ее поперек талии, подхватывает рюкзаки, вламывается в камыши. Суёт ей в руки весло, вытаскивает байдарку на воду, не снимая кедов, толкает, впрыгивает сам, гребёт. Лю не гребёт. Боб догребает до устья мелкой речушки Чухонки, выпрыгивает, вытаскивает лодку и садится в песок там, где он уже похож на сухой пляж. Лю садится рядом и протягивает два пальца за сигаретой.
- Знаешь, - говорит она, - по-моему, у него были рога.
- Уверена? - переспрашивает Боб.
- Да! Рога, как у Кернунноса! И хвост. Плоский такой. Как у бобра. А лапа медвежья.
- Химеру какую-то ты описываешь, - бурчит Боб, - это как то, то как сё. Тоже мне средневековый бестиарий. - Сам он никаких подробностей не разглядел. Что-то большое - всё, что он мог бы сказать. - А я там весь хлеб посеял. Ты ничего не потеряла?
- Варган веревочкой привязан, - проверяет Лю, - может, это и было моё животное силы? Может, надо было с ним подружиться, а не сбегать?
Боб только вздыхает и принимается разбирать лодку.
Это мы еще посмотрим, кто чей зверь силы. Кто ему хлеба дал, в конце концов.
На мосту оба останавливаются и смотрят вниз, в темноту зарослей. Но под ветвями большого дуба никого уже не рассмотреть.
Играем в блиц. Как-то я писала тут
И вот, кстати, раз уж у нас поле сырой магии обострилось чрезвычайно, не могу не сказать, что думали мы в Каледонском Лесу о сковородке для блинов, но из моих для тамошней плитки годится только одна, и она очень маленькая, так что я дважды была в Лесу, а сковородку так и не принесла. Но мы так громко думали о сковородке, что на другом конце материка сковородка материализовалась в тексте Лоры Белоиван, да еще эпическая какая. Надо что-ли потише про сковородку подумать.
Это было то самое лето, когда в моду вошли летние шарфы и летние перчатки. Поэтому оба байдарочника поверх толстовок закутаны в пледы вместо шарфов, Боб в оранжевый икейский, Лю в клетчатый, местами заштопанный маленькими ловцами снов. И на руках у них предусмотрительно прихваченные с собой вязаные варежки. Алюминиевые вёсла - это вам не плюшевый медведь. У Боба вязаная шапка поверх дредов, Лю намотала на стриженую голову платок на манер тюрбана. Байдарку привезли на велосипедах, Боб взял себе кожух, Лю - рёбра. Собрали на берегу, как только стемнело.
Это еще неизвестно, можно ли выходить в Малую Невку на маленькой байдарке. Поэтому дождались темноты.
Когда-то на этот остров со старого Большого Петровского Моста (на самом деле пешеходного и узкого) вела лестница, возле лестницы сидел вахтер, не пускавший никого вниз. Но внизу были следы костров и всякий мусор. Может, за бутылку и пускал. Но Лю так и не собралась. А потом деревянный мост разобрали, поставили настоящий, широкий, железобетонный, с плавным спуском налево, вдоль набережной, и лесенкой в парк для пешеходов. А вот лесенку на остров не возобновили.
- Он вообще как-то называется? - спрашивает Боб, согласившийся на авантюру только ради Лю.
- Никак. Совершенно безымянный остров, - вздыхает Лю. - на гуглокарте его даже и нет, только на спутниковой картинке. Безымянный. Необитаемый. И даже не тот Безымянный, на котором центр.
- Круть. Спросят - а куда это вы плавали, а нам и ответить будет нечего.
До острова рукой подать. Всего-то до середины реки. Впереди маячит тёмная масса: камыши, выше ольха, еще выше дубы. Слева разливается желтое зарево: из-за новых домов уже выглядывает оранжевый краешек низкой луны.
Тихо, стараясь не плескать, не шуршать, байдарочники въехали прямо в гущу камышей, где и застряли. Вокруг колышется затканная паутиной стеблей вода, Лю ёжится, снимает кеды, носки, кеды вешает на шею, носки в карман толстовки. Закатывает джинсы и осторожно слезает в холодную воду.
- А ничего, - радостно говорит она из воды, доходящей почти до края джинсов, - дно песчаное. Это же Нева. Слезай давай.
Байдарку затащили дальше, до начала берега, похожего на берег. Лю ополоснула ноги и обулась: чай, не май месяц, хотя и май был тот еще. И потом, стёкла могут быть. Боб достал из рюкзака налобный фонарик, нацепил и полез в кусты. И вернулся вскоре с кучкой хвороста. А Лю, подсвечивая себе смартфоном, исследовала берег высадки. Тут сыровато, но всё-таки не совсем болото. Песок и земля, ни глины, ни ила. Дубы, чьё-то старое кострище, а мусора почти и не видно - то ли кто-то навёл порядок, то ли песком занесло.
С костром на островке стало совсем уютно. Как где-нибудь на Вуоксе. Сквозь густую растительность окружающие берега едва проглядывают.
- Застолбить бы себе этот островок, - мечтательно вздыхает Лю, - он ведь официально как бы и не существует.
Боб уже расслабленно курит и смотрит на мир с большим удовольствием, чем час назад.
- Он и так твой, - обнадёживает он, - здесь и сейчас.
***
Снова кусочек тепла! Давно, давно.
Сидят. Этот выдыхает дым, эта звучит, как металл. Металл во рту. Маленький, звенит. Спокойные.
Не пьют. Вообще нет с собой стеклянного.
Просто сидят.
Тряпочная рыба в камышах. А запасные ласты с собой взяли. Странные. Ласты отдельно. Хвоста нет. Чем рулить?
Много их. Но далеко. А эти близко.
Хочу как они. В тепло. Страшно. Тепло жжется. Всё равно хочу.
***
Лю вынимает варган изо рта и нервно озирается. Что-то шуршит в кустах, как будто кот прошёл, но коту на маленьком острове делать нечего. Или тут бобры водятся? Лю в бобров в Неве верить всегда хотела, но не верила, и сама не видела никогда.
- Слышишь?
- Да мало ли, - пожимает плечами Боб, - зверь какой. Или ветер.
- Ага, зверь. Мы в городе, помнишь?
- Ну, не знаю, птица. Мало ли. Вороны тут всегда тусят, я днём видел.
- Ночь. Вороны спят, - Лю нервно шепчет. И хочется увидеть это неведомое животное, и боязно. Потому что самое страшное животное - человек, не одни же они такие умные. Но с другой стороны, тогда слышен был бы рёв мотора или плеск вёсел, вот только что мимо катер проехал с музыкой. А тут только шуршание в кустах. Лю еще минуту прислушивается, пожимает плечами и снова берет в рот варган.
***
Заметили.
Не убежали.
Сидят. Снова звенит. Хорошая песня.
Хочу петь. Заметят. Плохо.
Убегут, тепло погаснет.
Не буду петь.
***
Боб продолжает подкидывать в костёр сухие ветки. Сушняка в кустах оказалось много, впрочем, его всегда и везде много, если не зацикливаться на больших настоящих дровах. Порядочный ленивец ни за что не станет таскать с собой топор. Хвороста кругом полно, подбирай да жги. Конечно, так приходится подкидывать постоянно, но больше-то заняться нечем. Лю ведь хотела пошаманить на острове. С этими эзотерическими девочками вечно так: то у них випасана, то ступа, то им приспичит камлать в кустах. Зато можно, не палясь, любоваться тонким девочкиным лицом, пока она самозабвенно дергает язычок варгана. Оно того стоит, можно и потерпеть.
Что-то ведь она такое вгружала, пока собирали байдарку. Про духов-защитников, животных силы, ну, что такие девочки всегда гонят. Неудивительно, что сейчас на всякий шорох вскидывается. Животное силы ждёт. Понятно, что его, Боба, взяли с собой только ради лодки. Хотя, может быть, и нет. Кто еще будет с удовольствием слушать всякое гонево?
Но сейчас Лю, закрыв глаза, дёргает варган, зато Боб вспоминает, что в рюкзаке есть буханка бородинского, радостно достаёт её, нанизывает кусочек на сухой прут ракитника и принимается обжаривать.
***
Пахнет!
Что это так пахнет! Еда! Их еда.
Ближе. Подползти ближе. Не дадут. Но вдруг уронят.
Звон близко. Звонко! Звенит, кружит.
И запах еды.
Не могу не петь!
Заметят. Ну и ладно!
Пою.
***
Боб роняет палочку с хлебом в костёр, Лю вскакивает. Из кустов доносится песня, жужжащая, низкая, похожая на крик какого-нибудь вальдшнепа, но не птичья, звериная. Из кустов встаёт здоровенная тень, силуэтом различимая на фоне взошедшей луны. Боб, не осознавая, выхватывает из костра прутик с обгоревшим хлебом, швыряет в пришельца, взмётывается широкая плоская лапа, сбивает хлеб. Лю просто стоит и завороженно смотрит. Боб хватает ее поперек талии, подхватывает рюкзаки, вламывается в камыши. Суёт ей в руки весло, вытаскивает байдарку на воду, не снимая кедов, толкает, впрыгивает сам, гребёт. Лю не гребёт. Боб догребает до устья мелкой речушки Чухонки, выпрыгивает, вытаскивает лодку и садится в песок там, где он уже похож на сухой пляж. Лю садится рядом и протягивает два пальца за сигаретой.
- Знаешь, - говорит она, - по-моему, у него были рога.
- Уверена? - переспрашивает Боб.
- Да! Рога, как у Кернунноса! И хвост. Плоский такой. Как у бобра. А лапа медвежья.
- Химеру какую-то ты описываешь, - бурчит Боб, - это как то, то как сё. Тоже мне средневековый бестиарий. - Сам он никаких подробностей не разглядел. Что-то большое - всё, что он мог бы сказать. - А я там весь хлеб посеял. Ты ничего не потеряла?
- Варган веревочкой привязан, - проверяет Лю, - может, это и было моё животное силы? Может, надо было с ним подружиться, а не сбегать?
Боб только вздыхает и принимается разбирать лодку.
Это мы еще посмотрим, кто чей зверь силы. Кто ему хлеба дал, в конце концов.
На мосту оба останавливаются и смотрят вниз, в темноту зарослей. Но под ветвями большого дуба никого уже не рассмотреть.
Comments