a_str Потому и море. С днём рождения, дорогой друг!Из нашего верхнего окна видно море.
Из нижнего не видно не потому, что море далеко. Оно повсюду, впереди, по сторонам и даже под нами, в канале Иосии, но его закрывают дома, стены и парк.
Парк у нас вертикальный. Когда-то там был жилой дом, но эти люди ушли еще тысячу лет назад, мародёры на своих башмаках принесли туда немножко земли, ветер принёс листьев окрестных деревьев - а через сотню лет старые берёзы и шеари давали жизнь молодым кипарисам, соснам и пинтаррусам. Вот кипарисы-то море и заслонили, но если подняться в башню, его видно.
Мы, правда, редко поднимаемся. Мы с сестрой очень заняты.
У нас ресторанчик. Так и называется: "Маленький ресторанчик". Всё, что нужно, мы достали в своё время на рынке. Случайно свернули в боковой проход с улицы, увешанной одёжками, ботинками, разноцветными парусами и мотками цветных тросов - и оказались в раю кухонных приборов и устройств. Сестра моментально влюбилась в кованые и литые чаши кухонных комбайнов, я - в их механику. Тогда мы и начали думать, что у нас может получиться.
И действительно - у нас получилось. Мы арендовали дом с башней на повороте Колодезной улицы, передняя его часть была из желтого кирпича, такую глину добывают на севере города, из южной же, бурой, делают посуду и черепицу. Задняя часть дома врезалась глубоко в скалу. Разумеется, мне понадобилось совсем немного времени, чтобы выяснить глубину скалы и возможность её долбёжки. Не так уж оказалось много, но стенные ниши, полочки для комбайнов, упоры для инструментов мы, конечно, к обстановке добавили.
Много народу в нашем ресторане не помещается, но и мало не бывает никогда. Ровно столько, сколько мы двое можем успеть накормить. Люди говорят, что ходят к нам есть потому, что у нас спокойно и легко дышится, это, наверное, из-за парка, который прямо напротив, на второй стороне нашей треугольной площади с колодцем. Или из-за колодца, поднимающего наверх прохладный воздух протекающей на нижнем ярусе реки Джейны.
***
Марк, казалось, всего на шаг отстал от Майки, радостно копающейся в грудах старой меди, или цветных стекляшек, или матовых камней с надписями на трёх языках - и сразу потерял её из виду. И вообще всё. Вокруг был по-прежнему рынок, но еще минуту назад Марк знал, что они шли по этой вот главной улице от фонтана в сторону собственно рынка, потом свернули в проход с музыкальными инструментами, потом в совсем уж узенький проход с арабскими платками и платьями, с индийскими штанами и покрывалами - а сейчас, оглянувшись вокруг, почувствовал, что проход не тот, и покрывала не те, и Майки нигде нет.
Майк носился по рынку, забегал то в овощной ряд, то в хлебный - всё было знакомо, рынок и в Африке рынок, и всё было чужим. И своим. Надписи вдруг оказались непонятным образом понятными. Иврит Марк понимал с пятого на десятое, буквы выучил, дальше дело не пошло; здесь понятно было совершенно всё, а буквы в отдельности ни о чём Марку не говорили.
Наконец, людской поток вынес Марка на площадь с буйно цветущими оранжевыми кустами вокруг небольшого фонтана, фонтан изображал свернувшегося кольцом дракона, и от него в щели узкой убегающей вниз улицы виднелось незнакомое бирюзовое море и тонущие в бирюзовой же дымке дырчатые скалы. Какая там Яффа? Чужой это был мир, другой.
Ну и дела, подумал Марк, теперь я попаданец. Попали.
Вдохнул полной грудью воздух другого мира, решил, что воздух довольно приятный, если это так пахнут оранжевые цветы - хвала цветам; а еще здесь не действует вавилонское проклятие, это же отлично.
Оглядел себя. Шорты до колен о семи карманах, в каждом - что-то полезное и что-то бесполезное. В одном - бесполезный телефон и полезный ножик, в другом - бесполезные деньги и полезная зажигалка, в третьем - бесполезный паспорт и очень нужный носовой платок. А еще рюкзачок с водой и купленным Майкой покрывалом. С местными деньгами полное увы. Футболка тоже не очень - если короткие штаны тут носят, то трикотаж явно не в моде. Ну, ничего, полдня тут бегал, как оглашенный, и никто не шарахнулся - сойдёт, значит. Осталось решить самую важную проблему... Ну, или вторую по важности после выхода обратно, в реальность сестры Майи, израильских каникул у родителей и оплаченного возвращения в Россию. Очень есть хочется, да и переночевать негде.
- Эй, добрый человек! - дребезжащий старческий голос окликнул его из-за кольца кустов, - не поможешь?
Ну вот, конечно, всё устроилось приблизительно так, как Марк распланировал за последние три с половиной минуты. Рынок закрывается, вкатываешь в гору тележку с нераспроданными за день галетами, втаскиваешь её в полукруглую каморку склада при пекарне и получаешь полотняный мешочек с холодными, но еще очень вкусными пирогами и душевный разговор со старой булочницей. Отличный сценарий. Город, оказывается, называется Данпул - нет, Марк не спрашивал, случайно выяснилось. Рынок - в еврейской четверти, и евреев тут полно, чаще называют их аидами, ну и отлично.
Ночевать старушка не предложила, но Марк отлично устроился то ли на крыше какого-то дома, то ли в ямке скалы. Здесь крыши и скалы переходили друг в друга совершенно незаметно.
Проснулся Марк немножко замёрзший, но практически счастливый. Оказалось, что и проблема туалета решается здесь достаточно удобно. То есть, практически повсюду на рынке были маленькие дверцы, и внутри было всё, что полагается в таких заведениях, разве что осветительные приборы не были привязаны к потолку шнуром, а валялись где попало и светились непонятно как.
Туалет и оказался первым помещением, в которое вошёл Марк в этом городе. И полюбил здешние помещения навсегда. В заведении не было ни одного прямого угла! Даже оконце было овальным с каким-то растительным переплётом. И над вырезанной из жёлтого камня раковиной в овальном зеркале Марк увидел небритого сорокалетнего аида в неуместной синей майке.
- Ну нет, - сказал своему отражению Марк, - бороду-то и отрастить можно, а вот умище надо прятать.
И впрямь, надпись "Сохраняйте спокойствие, я здесь самый умный" и впрямь могла тут оказаться понятой неправильно.
День Марк потратил на зарабатывание приличной рубашки - и получил не только её, но и небольшое количество местных денег. Денежки были квадратные и кожаные с мелким тонким тиснением на растительные темы. Марк потратил их на местную обувку - мягкие сверху, твёрдые снизу ботинки. Еда уже и так у него была - всякий рыночный торговец платил за подтаскивание товара кто пирогом, кто овощем. Деньги Марк заработал мелким ремонтом - отремонтировал механическую соковыжималку продавцу напитков. А к ночи ему нашлось и жильё: владелец ремонтной лавки предложил работу в мастерской и ночлег.
Через неделю Марку казалось, что он жил в городе всегда. К механической мастерской прилагалась округлая каморка с лежанкой, выдолбленной прямо в скале, и небольшой печкой. Марк обзавёлся тёплым одеялом, сами собой наросли какие-то приличествующие механику безделушки: гаечные ключи, удобные отвёртки, карманная маслёнка. Вообще-то, дома Марк никаким механиком не был, настраивал себе сетки, сисадминил потихоньку, но в этом мире сила технической поддержки была воплощена в шестерёнках и пружинах, и неожиданно он нашел во всём этом понятную и стройную систему.
- Сколько ты уже в городе живёшь? - спросил как-то раз Исайя, хозяин мастерской.
- Пятнадцать, кажется, дней, - подсчитал Марк.
- Ты городу на пользу, - усмехнулся Исайя, - у нас обычно в это время ливни, неприятное время, по улицам не пройти, а как раз две седьмицы уже только мелкие дождички по ночам. И море не штормило ни разу. Уезжать не собираешься?
Марк задумался. Когда у него бывало свободное время, он пытался, конечно, найти ту дырочку, что привела его в этот мир. Конечно, не нашел. Хотя, чего тут конечного? Если уж миры проницаемы, они проницаемы всегда. В этом городе, населённом самыми разными выходцами из его родного мира, он в этом убедился.
А приносить пользу им всегда лучше удавалось вдвоём с сестрой. Поэтому такими насыщенными казались эти каникулы в Израиле, когда приходилось делать сразу всё: быть для родителей детьми, друг для друга напарниками, для мира - пользой. В другое-то время уже не получалось.
Вечером Марк отправился погулять за пределы рынка. Действительно, весь рынок он уже облазал, и дырочки не нашел. А ведь, кроме рынка, есть собственно город, и удивительный. Река, собиравшаяся впасть в море к северу от скального массива, почему-то передумала и вгрызлась в скалы, и прогрызла их насквозь. река так и текла на нижних ярусах, а верхние, отверженные ею, тоннели заселили люди. Спуски с яруса на ярус напоминали входы в метро, и Марк уже ожидал увидеть поезд - но нет, внутри были лестницы, пешеходные улочки, жилые дома и круглые светильники.
Как раз тут, завернув за угол в поисках лестницы, ведущей вниз, к реке - оттуда доносился плеск воды и тянуло прохладой - Марк влепился лицом в какую-то пахнущую лавандой и плесенью ткань, выпутался из неё и обнаружил вокруг себя Яффский рынок. И к нему как раз шла Майка.
- Ты куда подевался? - весело спросила она, - полчаса тебя ищу. Это тут ты приодеться успел? Стильная рубашка. Ты чего на меня пялишься? Я-то не переодевалась.
Полчаса, ага.
***
Я решила ничего не покупать, только всё трогать. И не заметила, куда Марик подевался. Вдруг смотрю, что я сама по уши закопалась в платья, которых не собираюсь носить, и вокруг только смуглые какие-то местные жительницы, а брата как корова языком слизала. Ну, конечно, платья - это так скучно. Небось, трогает какие-нибудь винтажные кофейники.
Потом я, конечно, обеспокоилась, принялась его искать; заодно выпила ледяного лимонного сока, пошуршала маракасами, перетрогала груду стеклянных бус, некоторое время раздумывала над удивительными матовыми стеклянными штучками, штуки вроде кувшинчиков, совершенно бесполезны, но каково стекло! И снова обеспокоилась, и принялась бесцельно бродить по рынку туда-сюда, пока не обрела брата, смешно сказать, как раз среди тряпочек, а я-то думала, что ему скучно стало, а он, похоже, глубже моего закопался! И была уже на нём незнакомого кроя жаккардовая сине-коричневая рубашка, и какие-то необычные ботинки, и рюкзака при нём не было. Потерял, видимо, когда рубашки мерил. Плакало моё рыжее покрывало. И глаза у него дикие. Что такое?
- Перпендикулярное время, - заявил он мне, - ну-ка дай-ка руку.
- Эй, дружочек, - воскликнула я, - ты что, перегрелся? Ну да, сегодня плюс тридцать пять, но тут-то, в лавочке, мазган...
- Тут мазган - там печка, - туманно выразился Марик, ухватил меня за руку и потащил куда-то в угол лавки, будто хотел от чего-то спрятать. Я и оглянуться не успела, как запуталась в тряпках и чуть не упала, но тут меня вынули из них заботливые руки, сняли что-то с головы, и я увидела море.
Здесь пахло морем, и море словно нависало вокруг, загибаясь чашей, и из него торчали дырчатые скалы, а на скалах стояли домики с высокими крышами и башенками, скалы обвивали галереи и оплетали незнакомые мне растения.
- Получилось, - сказал Марик, - я не был уверен.
- Что получилось? Мы где вообще?
- Очень хотел тебе этот мир показать. Ты меня там полчаса искала - а я тут две недели провёл. Я тут сейчас подмастерье механика. С жильём, - гордо добавил брат.
- Перпендикулярное время?! - дошло до меня, - то есть, пока мы тут, там время не течёт? - брат кивнул.
- Вот он, настоящий отпуск! - я запрыгала, как девчонка. До сих пор мне казалось, что нам приходится превращаться в детей только тогда, когда это нужно родителям. Исполнять детские функции. Мы готовы, лишь бы родителям было хорошо хотя бы раз в год. Но тут я поняла, что значит на самом деле превратиться в ребёнка. Мне хотелось пройтись колесом, но я уже лет тридцать этого не делала, так что я просто ухватила брата за руки и принялась кружить его по площади. - Покажи, покажи мне тут всё! Что это за море?
- Просто море, - пожал плечами брат, - Холодное море его называют. Не знаю, насколько холодное, я еще не купался. Я в общественной бане мылся, тут это в порядке вещей.
Сначала, как оказалось, Марик заблудился. Потому что мы вышли совсем не там, где он вошёл. Вообще-то, трёхмерный город за две недели вряд ли можно весь выучить. Но потом определился, и мы пошли вниз, а потом вверх, и оказались на краю огромного рынка. Невозможно не узнать рынок, и понятно почему его открыли именно здесь. Здесь, почти на вершине холма, когда-то буквально кипела вода, и скалу всю источило дырками, ямками и полостями. Из этих дырок и ямок при сравнительно небольшом приложении рук получились отличные склады и прилавки, все - приятно округлые, а, если кому-то чего-то не хватило, подставляют совершенно привычного вида деревянные столы, покрытые парусиной. Увидев маркову мастерскую и жильё при ней, я начала задумываться о том, что, наверное, продавать такое жильё было бы увлекательно и приятно - и тут почувствовала, что совершенно не хочу думать о работе. Пускай жильё остаётся у того, у кого оно есть. А я буду бескорыстно любоваться.
- Жену, что ли, нашел? - подозрительно спросил мускулистый и носатый патриарх в кипе.
- Исайя, это моя сестра Майя; Майя, это Исайя, мой мастер.
- То-то гляжу, вы на одно лицо.
Это на самом деле враньё. Нас с братом при всём желании не перепутаешь. Но сходство и впрямь есть.
Для начала мы устроились вдвоём в маленькой каморке брата, и, пока он работал, я бродила по рынку, знакомилась со здешними реалиями. Оказалось, что моя однотонная одежда по здешним меркам выглядит нищенской. Бежевая майка и коричневая юбка без единого узора - бедняжка, даже на узорный платочек себе не заработала? Так что начала я с нищенства. Сначала добрая бабушка подала мне кожаную монетку в восемь, как выяснилось, лоритов; потом целое семейство осыпало меня грудой однолоритовых монеток, а потом я купила себе узорчатое платье, и на этом моя карьера нищей закончилась, потому что с приличными узорами на одежде можно найти работу и получше. Но я не торопилась.
Я даже не пыталась выяснять, есть ли в этом мире риэлторы и можно ли этим заниматься. Могу же я делать что-нибудь ещё? К примеру, я люблю готовить. Просто не для кого было. Но кофе мой дома все гости пили с удовольствием. А здесь столько маленьких кофеен, едален, трактиров. Почему бы и нет?
Всё решилось, когда я вытащила на прогулку брата, и мы нашли улицу, где продавались все эти прекрасные механические комбайны и прочие кухонные прибамбасы. Мы купили подержаную дровяную кофеварку, потом я нашла помещение, уж это-то я умею, хоть и не очень люблю - и понеслось.
Не думала, что я могу быть так счастлива.
Однако - вот же.
Тоже мне отпуск, ни минутки свободной. Зато погода отличная каждый день, и пинтаррус в парке напротив расцвел такими палевыми шишчатыми цветами, а говорили, что он уже слишком для этого старый.
***
- Вы такие молодцы, - сказала Фрида, та самая булочница, которой я подтащил тележку в свой первый день в городе. - Такое у вас милое местечко получилось. И погода хорошая всегда. Но вот там, откуда вы пришли, боюсь, море волнуется.
- Да ладно, - сказал я, - там и время-то не течёт, пока мы здесь.
Фрида захихикала.
- Ох уж эти мне механики! Автор в благословенной милости своей не создал ни одного прямого угла. Течёт, конечно, течёт. Вот сколько ты тут живёшь? Год? Ну так, значит, там по крайней мере день прошёл.
- Ничего себе! - я ужаснулся. Вот это были действительно плохие новости. Мы с Майкой закрыли лавку, подхватили то, с чем пришли - капроновый рюкзак с рыжим индийским покрывалом и алюминиевую фляжку - и выскочили прямо на улицу Сдерот Ирушалаим, и тут же в кармане рюкзака зазвонил телефон, который, по идее, должен был бы уже год как разрядиться.
- Ну, и где вы двое шляетесь? - зазвенело в трубке.
- Прости, мам, - примирительно отвечал я, - зависли у Мишки, так у них здорово, а телефон разрядился... Вот, нашел зарядку. Сейчас приедем.
- Вы уж поторопитесь, - мама на том конце эфира явно была бодра, так что у меня отлегло от сердца, - у нас тут как раз борщ!
Борща в нашем ресторанчике мы не готовили никогда. В основном у нас там была рыбная кухня. А рыба этим летом как раз в городе подешевела, говорили, что давно не было такой хорошей погоды для рыбной ловли.
После борща мы расслабленно отыгрывали свою роль развлекающихся детей, обсуждали возможное купание, да вот плохо - волна на море, купаться запрещено - но с утра вдруг оказался штиль, и не такая уж жара, не больше тридцати градусов, в море - двадцать шесть.
- Похоже, это теперь наша профессия, - задумчиво сказала Майка, глядя на едва колышущееся море без едиого барашка.
- Что именно?
- Делать "всё хорошо". Знаешь, есть такие боддхисатвы. Они ничего в сущности не делают, просто сидят под деревом, и вокруг них всё налаживается само собой. Похоже, мы с тобой на двоих один такой боддхисатва.
- Думаешь?
- Уверена. Когда я одна вожу людей смотреть квартиры в Москве, ничего там не налаживается. Наоборот, в Москве сейчас вообще невыносимо. Когда ты в Питере народу интернет раздаёшь, тоже как-то выходит не очень - то штормит что-нибудь, то горит где-нибудь. Зато у нас вдвоём вон море не волнуется.
- Зато теперь оно волнуется там, - вздохнул я, - перезвонить просит.
- Ну так недолго же. Мы же год тут не просидим, нам уже через неделю улетать.
- И это еще вопрос, сможем ли мы вернуться туда из России.
- Вот, кстати, да, русской четверти в Городе нету. Но знаешь что? Мне почему-то кажется, что всё как-нибудь устроится. Если уж мы попали на эту работу, к ней должна прилагаться и зарплата. Или хотя бы необходимый инвентарь. Умение оказываться в нужном месте в нужное время, например. Или умение проходить между мирами.
- Ну-ну, - покачал я головой. Вообще-то, никто не подписывал с нами трудового договора. Никто не спрашивал, согласны ли мы, умеем ли что-нибудь, учились ли где-нибудь. Мы даже не знаем точно, существует ли такая профессия, и занимаемся ли мы именно ею. Но если мы это можем - то должны.
Так что, когда много времени спустя, убедившись, что всё работает и здесь, и там, мы совершенно случайно оказались на высоком берегу серебристого иссыхающего моря, и через пять минут уже прятались под навесом скалы от дождя и смотрели, как, искрясь, прибывает в море вода, мы уже ничему не удивлялись. У меня была прекрасная данпульская горелка, у Майки мешочек кофейных зёрен, у наших ног приходило в себя волнующееся море, и, кажется, всё вокруг нас действительно налаживалось.