Живет-бывает однажды гомункулус в тонкой стеклянной колбе. Создатель его, алхимик, все время что-то пишет в дрожащем круге света свечи на своем столе, и следит за колбой только краем глаза. А гомункулус скучает. Ну, в самом деле, как заняться чем-нибудь интересным, если ты ограничен стеклянными стенами? Да еще алхимик всякий раз поднимает голову, когда ему чудится хоть какое-то движение. Так что если и заниматься, то так, чтобы алхимик не заметил.
Гомункулус от скуки принимается придумывать себе себя. Например: я живу в высоком замке, вокруг которого лес, и по воле своей могу оказываться везде, где только пожелаю. У меня острый кинжал и звонкая лютня, и когдая пою эту песню, все рыдают. Или нет: я капитан большого корабля, и я веду свой корабль к далекому острову, и ветер уже доносит запах яблок... Тут алхимик поводит носом, дергает себя за бороду, поднимается, достает из бочки, стоящей в углу, яблочко и начинает его грызть, снова утыкаясь длинным носом в свои записи. Получается! Я люблю сидеть на берегу тихой реки, посреди земляничной поляны, в конце июня, когда земляника уже наливается летним соком, я сажусь так, чтобы с моего места можно было дотянуться по крайней мере до шести кустиков, но ноги должны касаться воды, и, когда наступает полдень и поляна звенит кузнечиками и шуршит полевками, я собираю полную горсть земляники, и, шлепая пятками по воде, одну за другой отправляю их в рот, и сладкий сок течет по подбородку. Рыба плещется в речке, и какая-то водяная живность задевает мои холодные пятки, но плечам и рукам тепло от полуденного солнышка. Если набраться терпения, земляника становится еще вкуснее. Надо дотянуться до дальних, не обобраных еще кустов, нарвать постепенно полные ладони, а потом - рраз - и сунуть в рот всё разом, всю полную горсть. Алхимик снова поводит носом, хмурится раздраженно и закуривает трубку. Нет, пожалуй, земляника не для него, староват.
Колба эта его... Это что же, гомункулус может занимать объем не больше вот этого, стеклянного? Дудки! Надо просто быть немножко не здесь. В конце концов, я не обещал ему расти только вот в эту предписанную сторону. Я, пожалуй, порасту немножко в сторону лесного замка, в сторону яблочного острова, в сторону земляничной поляны. Ночью, когда бесшумные тени сов пролетают над костром, хорошо жарить блинчики на раскаленном камне. Для этого надо выбрать плоский камушек и подпереть его двумя круглыми, потом разжечь хороший костер, и, когда образуются хорошие угли, надо передвинуть их под камушек, и потом некоторое время подкладывать туда тонкие веточки. Когда камень прогреется, я выливаю на него тесто, некоторое время жду, потом щепкой переворачиваю... ну, хотя бы по частям... переворачиваю полученную лепешку, замазываю дырки непропеченным тестом и жду, жду... Наконец не выдерживаю, хватаю полупропеченный блин, перебрасываю его с ладошки на ладошку и жадно откусываю половину. И так несколько раз. А потом и на боковую. Размечтался, даже и не заметил, как алхимик растопил камин, пододвинул скамеечку для ног ближе к огню, да так и уснул в кресле, причмокивая губами, словно снятся ему сладкие блины.
С чего я там начал? Я живу в высоком замке, вокруг которого лес, и по воле своей могу оказываться везде, где только пожелаю... Где только пожелаю. Желаю выйти вон. А кто сказал, что я внутри? Я в замке, я в море, я в землянике - а тут осталось так мало, что можно и не принимать в расчет, все равно, что пятку сунул в холодную воду, а когда пятка начинает замерзать, можно подобрать ногу и усесться целиком на теплом берегу, потерпеть, пока наберется полная горсть земляники, и...
Упс. А ноги-то уже не в воде. То есть, гомункулус-то уже не в колбе. И колба стоит, пустая и целая, словно поверхность воды успокоилась и заровнялась, никто уже и не скажет, что там ступала чья-то нога. А ведь снаружи довольно прохладно, оказывается. Где-то тут я видел второй плед... А еще ларь с мукой, а еще свежее яйцо, сегодня женщина из деревни принесла, мой дал ей чего-то, состав от колорадского жука, что ли, о, а вот и сахар. Где-то тут была сковородка...
Ну да, я могу идти куда угодно. В лес, в море, в землянику. Только куда же я от алхимика денусь. Старенький он, голодный. Только и есть у него, что записи да я. Вот сейчас блинчиков нажарю. К ним земляники бы.
Гомункулус складывает ладошки лодочкой, и, как россыпь бликов от свечки, в них ложится горсть спелых ягод.