Алёнкина рыбка родом из библейского города Иоппия, она же Старый Яффо. На солнечной полосе вдоль забора, вне дающих уютную тень тентов, среди ломаных телефонов, ржавых формочек и неопрятных тряпок, плывёт по пыльным камням сумасшедшая фарфоровая рыбка с безумным золотым глазом. Бок, по крайней мере, тот, что сверху, у неё в клеточку, брюхо - широким кружком, чтобы ставить на полку, и по нему вьётся неразборчивая подпись.
- Какая рыбка! - вскрикивает Алёнка, - Давай её спасём!
Рыбка стоит пять шекелей, хозяином оказывается вылощенный солнцем лысый дядька неопределённого возраста, то ли древний, как сама Иоппия, то ли просто хорошо прожаренный. Маша отдаёт монетку дядьке, рыбка переходит в полное алёнкино владение, все идут дальше, к городу художников, потому что нельзя же быть в Яффо и не зайти в город художников.
На главной площади - фонтан со знаками зодиака, Алёнка радостно лезет в фонтан, Маша и Богдан погружают в него усталые ноги и окунают в воду платки. Жарко. Ну, подумаешь, в Питере сейчас ровно та же фигня. Зато тут фонтан, и белые голуби, и Алёнка кладёт свою фарфоровую рыбку прямо в пасть льву, интересно, зачем. Оказывается, чтобы у рыбки был день рождения и знак зодиака, рыбка теперь лев, вот так-то.
- Дай хоть рассмотреть, - вскидывается остуженная фонтаном Маша.
Совершенно очаровательная рыбка, глаза безумные, клеточки, хвостик, всё прекрасно в рыбке. Не разобрать, что же там написано на донце.
- Знаешь, - говорит Богдан, - это ужасно похоже на "Фернандо Песоа". Сардинка Фернандо Песоа. Хрен его знает, почему я вообще про него знаю. Португальский такой писатель был, подпись - вот в точности такая.
- Ура! - смеётся Алёнка, - мою рыбку зовут Фернандо! Она лев! Это будет наш талисман!
- Фарфоровый талисман, - вздыхает Маша, - ну да, конечно, как вся наша жизнь. Пошли, что ли, в тень, тут уже и фонтан не помогает, поджариваюсь.
Дальше и впрямь становится лучше. Удивительные узкие улочки, удивительные пористые жёлтые камни, удивительные деревья, потрясающие кошки, и даже прятаться, если что, есть куда. Потому что стреляют всё-таки. Потому что мир вообще сошёл с ума, но в некоторых местах - особенно. Кто же может знать это заранее, вот так договариваешься весной о гастролях, а летом всё уже не так, а что поделать, другого глобуса не дали. Зато вот мандариновое дерево висит в бетонном яйце. А за ним - потрясающий куст, а под кустом потрясающий кот, как же всё чудесно-то!
- Лиза говорила, здесь где-то за углом офигенская лавка, вязаная крючком. В смысле, там сумасшедшие какие-то вязаные штуковины, обязательно надо посмотреть, - вспоминает Маша, - поищем?
Тут-то и начинаются проблемы. Лавка, вязаная крючком, так и не нашлась, зато снова нашлось мандариновое дерево, и снова, и снова. А потом и дерево потерялось, зато далеко внизу - и ни единой улочки вниз - засияло синее-синее море.
- Похоже, мы заблудились! - удивляется Маша.
- Мы молодцы и супергерои, - серьёзно говорит Богдан и тянет из кармана карту, - в этой Яффе улиц фиг да ни фига, надо быть великим героем, чтобы тут заблудиться, мы справились. И чего-то я не понимаю, где мы. Вот дерево тут обозначено, а мы - нет.
- Рыбка-рыбка, - говорит Алёнка, - гладкая спинка, мы не знаем где, приведи нас к воде!
- Вот это заклинание! - восхищается Богдан, а Алёнка, выставив перед собой рыбку, уже идёт куда-то.
И - вот он, знакомый зодиаковый фонтан! А от фонтана видно уже всё: и море, и башни Тель-Авива, и дорогу к рынку.
- Ну хорошо, - говорит Маша, - ладно, принимаем твою сардинку талисманом, так и быть. Что может быть надёжнее фарфора, громче топота котов, пушистей рыбьего меха.
- То-то же, - Алёнка задирает нос, а Маша и Богдан тихонько хихикают.
***
- Где процессор?! - Богдан мечется по салону с бубном в руках, с рюкзаком за спиной. Маша, тоже с рюкзаком, ищет в спальне, выделенной добрым хозяином им троим, а Алёнка просто путается под ногами и ищет не процессор, а свою рыбку. Процессор вокальный, маленькая чёрная коробочка, может превратить богданов голос в три. Или, например, в скрипку. Если б его только найти. Наконец, с кухни доносится радостный детский вопль: рыбка нашлась! Лежала себе на табуретке мордочкой в угол, где между плитой и столом стоит заваленный пакетиками стул.
- Так-так-так, интересно, - хмурится Богдан, - в нашей Фернанде всё неспроста. Куда, говоришь, она смотрела?
Алёнка показывает. Богдан продолжает направление рыбкиного взгляда, утыкается рукой в пакетики, нащупывает там что-то и торжествующе восклицает:
- Рыбка-то не дурак! Осталось только понять, как я его сюда засунул.
- Ну, как же, - догадывается Маша, - показывал Яше, объяснял, чего куда, а тут как раз чайник вскипел, мы отвлеклись, ты его на стул положил. А потом пакетиками завалило, обычное дело. Ну, погнали?
- Знаешь что, - говорит Богдан Алёнке, - ты Фернанду попроси поподробнее, чтобы всё у нас хорошо было. А то всё-таки Ерусалим, там не только стреляют, там еще и камнями кидаются, а сыграть в Геенне Огненной хочется.
Алёнка серьёзно кивает и шепчет что-то рыбке на ухо.
***
Машина поднимается в Иерусалим, вокруг начинается несусветная для питерского глаза красота, Маша вздыхает: Лизу бы сюда. Жизнь несправедлива. Ну, что Маша Ерусалиму, что ей Ерусалим, то ли дело Лиза, это для неё эта дорога между холмов проложена - а Лиза в Питере сидит, как дурак. Потому что не осилить три билета разом, да еще и внезапно.
- Скажи, Богдан, - вдруг спрашивает Маша, - ты хоть немножко еврей?
- Вообще-то, чукча - чукча, - смотрит на неё круглыми глазами Богдан, - но если честно, то немножко таки да. А еще чуть-чуть дикий тунгус и друг степей калмык.
- Ну, значит, чуть-чуть справедливости в мире есть, - кивает Маша, - а то нелепо как-то ехать в Иерусалим, когда вообще никто не еврей.
- Наверное, Фернандо еврей, - подаёт голос Алёнка, - мы же ее в Яффе купили, и вон у нее какой нос.
Маша смотрит на рыбкин нос. И впрямь, шнобель что надо.
- Да ладно вам, - говорит с водительского места Яша, - ну вот я вообще еврей, вам легче?
- Да, существенно! - смеётся Маша.
Машина едет и едет, и вот уже впереди город, и слева обрыв в ущелье, и там город, а справа холм с садами, и там город. Внезапно Иерусалим обнимает их со всех сторон, и сверху, и снизу, и даже небо пересечено Иерусалимом - знаменитым вантовым мостом. А там, глядишь, и искомый культурный центр, эх, печаль, вовсе он не в Геенне Огненной, а над ней; а Геенна сама - всего лишь очередная милая долина вот там внизу, ну и подумаешь, а дома всем скажем, что в Геенне играли, потому что так круче. Культурный центр похож на кубик, а в нём то ли зал, то ли холл, а там уже Лось расставляет комбики, оба два, и еще какие-то люди расставляют стулья, надо же, уже добрались до зала, и ничего не сорвалось!
И вот уже Алёнка шепчется с рыбкой где-то в углу под фикусом, и Лось наворачивает на своих клавишах влажные субтропические звуковые джунгли, и рокочет бубен, и расчетверяется голос, и оба музыканта похожи на инопланетян, потому что Машка хорошенько постаралась, и хозяева культурного центра хорошенько постарались с охлаждением зала. Бифлексовые тряпочки и боди-арт - страшная сила. Ничего удивительного, что на боках у Богдана клеточки, а глаза Лося обведены золотой рыбьей каёмкой.
Наконец, звучит последняя композиция, такая, что - ух! Прямо - ах! После такого уж точно нельзя больше ничего играть, потому что всю эту музыку надо еще в себе как следует прожить. И тут, ровно из последней ноты, вырастает сирена. Не бойся грома, он всегда попадает в такт. Из угла машет долговязый организатор, и все бегут по лестнице вниз, в подвал.
Впрочем, в подвале долго не сидят. Сирену выключили, значит, ракету сбили, можно выходить. Алёнка почему-то надувается от гордости.
- Это же, - говорит, - я же Фернанду попросила, чтобы дали доиграть. Вот и дали. Здорово же получилось! Лосик на клавишах вжжж, Богдан на бубне тыдыщ, и сразу сирена - ваууу!
- Вот если б вообще без сирены, лучше было бы.- вздыхает Маша.
- Рыбка всего не может, - сурово возражает Алёнка, - Рыбка маленькая совсем.
- Если рыбка наш человек, - говорит Богдан, - то наверняка она может что-нибудь такое бессмысленное и прекрасное. Как всё, что мы делаем.
- Мы же совсем недавно с рыбкой дружим, - пожимает плечами Алёнка, - я еще не все её опции знаю.
Наконец, автомобиль, груженый инструментами и музыкантами, едет по Иерусалиму возвращать одолженные комбики. Алёнка начинает уже клевать носом, и вдруг видит загадочную картину: по своим рельсам медленно едет серебристый иерусалимский трамвай. За ним, по тем же рельсам, катится полицейская машина. Из заднего окна полицейской машины высовывается молодой и крайне раздраженный полицейский, препирающийся с волосатым водителем ржавого синего фольксвагена-жука, едущего по тем же трамвайным рельсам гуськом за полицейской машиной. За синим жуком трусит, совсем уж по непонятной причине, рыжий уличный пёс.
- Ну вот, - говорит Алёнка, - бессмысленное и прекрасное.
- Ну хорошо, - признаёт Богдан, - фарфоровая сардинка Фернандо Песоа - наш человек.
Алёнка гладит рыбку, рыбка тактично помалкивает.