Голос Богдана бархатисто рокочет, бубен гулко тумкает, дым завивается кольцами и меняет цвет с жёлтого на красный, потом зелёный. Толпа, повинуясь волнам накатывающего баса, колышется, барабанщица колдует в дебрях кухни, Маша из зала пытается снимать на свой никон, очень уж свет хорош, и дым, и рубаха Богдану идёт, но сама не может не подпрыгивать - ну и кому нужна такая запись.
Потом едут на жёлтой аннуначьей машине через самый дальний мост, прозываемый в народе Квантовым, вверх вдоль Невы, чтобы потом проследовать почти до самого низа, а оттуда до машкиной высокохудожественной норы. Там сейчас спит Алёнка, и длинный полосатый кот, и двое приблудившихся хиппей из Костромы, это, конечно, обидно, что они не пошли на фестиваль, но зато девица осталась на ночь не одна, а с живыми людьми.
Как ни странно, дома не спали. Все трое живых людей сидели на безразмерной машкиной кухне, целиком расписанной инопланетными чудовищами, и гоняли чаи.
- Там кто-то рычит, - пожаловалась Алёнка, - в коридоре. И котик боится. Мы решили вас дождаться.
- Ну мы-то, конечно, страшнее любых рычащих, - обрадовался Богдан, - могу в бубен постучать... Хотя не очень хочу. В пять-то утра. Может, решим эту проблему утром? Днем? А?
На ночь расположились так: Машка с Алёнкой, отказавшейся спать в одиночку, в спальне, костромская парочка в мастерской, а Богдан, как самый смелый, уставший до безразличия и вообще шаман, на антресоли в коридоре. Засыпая, Машка слышала из коридора какой-то тихий рокот, но не как рычание, а скорее похоже на мелкую барабанную дробь, пальцами по басовой бочке. Может, это вообще Богдан во сне барабанит - кто их, этих шаманов, разберёт.
Днём Маша звонит Лизе.
- Скажи мне, - говорит Маша, - как обладатель высококачественного привидения в коридоре: что делать, если в коридоре кто-то рычит?
- Отловить, спросить, почему рычит, приручить, - кратко отвечает Лиза, - слушай, у меня тут пачка рецензий, я страшно занята - давай, я тебе бригаду экзорцистов пришлю? Бандиты как раз не знают, чем заняться в каникулы.
Машка соглашается и идёт варить кофе на всех.
Мальчишки появляются, сияя оранжевыми шевелюрами и свитерами. Лето пока не удалось, после майской жары июнь начался без энтузиазма - а близнецы и рады, свитера уникальны, а маек пруд пруди.
Но в коридоре ничего не происходит. Жужжит муха, шуршит кот, Богдан проснулся, выхлебал кофе, подхватил джамбей и ушел барабанить, костромские хиппи собрали разбросанные носки и пончо и отправились на трассу в Петрозаводск. И дети усаживаются смотреть аниме, Машка проводит инспекцию оставшегося акрила и начинает круглую картину про подводную лодку в степях Украины, хороший такой домашний пасмурный день.
К вечеру Богдан появляется с пакетом еды и какой-то довольный.
- В нашем табачном ларьке теперь табачный магазин, - сообщает он с порога, - нельзя же теперь из ларька торговать, я нервничал - и зря, ребята за ночь ларёк перестроили. Вот молодцы, выкручиваются.
- Ура, - отзывается Маша, а кот лезет в пакет в надежде на свои консервы, и обретает их немедля.
Вечер тянется, никто не рычит. К десяти вечера, отчаявшись дождаться детей, появляется и Лиза. Машка по этому поводу затевает блины, чтобы не скучать, с лицами, эзотерическими знаками и прочими радостями визуала.
- Я, кстати, встретила на лестнице дедушку, как его, Аркадий... не помню. Степаныч? - говорит Лиза. - Жив ещё, оказывается. Передал тебе привет.
- Спасибо, - рассеянно отзывается Маша, - и впрямь меня саму фиг поймаешь, то сижу тут безвылазно, то вообще исчезаю... Кому блин с конём?
- Мне! - хором восклицают дети, и Маша жарит еще два блина с конями.
Блины растягиваются до ночи, и Маша уже начинает подумывать разогнать всё племя по кроваткам, как вдруг в коридоре зарождается загадочный рокот, не то рычание, не то мелкий дробный басовый стук.
- Ага! - восклицает Богдан шепотом, - вот оно! Так ведь это барабан. Стучит кто-то.
Маша выходит в коридор и некоторое время там стоит, наклонив голову. К ней присоединяются близнецы.
- Это не тут, - наконец говорит Макс, - где-то рядом.
- Сверху, - уверенно кивает Мишка.
- Сверху только Аркадий Степаныч, - пожимает плечами Маша, - с чего бы ему стучать.
Но в голову уже пробирается непрошенная картинка: Аркадий Степанович, благообразный старичок, одеваться предпочитает в классический костюм, на голове приличная шляпа, тросточка, никто бы не заподозрил - ночью, спасаясь от бессонницы, в одной майке в коридоре барабанит косточкой в огромный боуран. Машка потрясла головой, отгоняя видение.
- Если мы ему позвоним в час ночи, имеет полное право не открыть, - говорит Богдан, - ну-ка, постойте, и впрямь рычит...
Откуда-то из стен и впрямь глухо доносилось низкое горловое рычание.
- Хоомей, - благоговейно выдыхает Богдан, - Всю жизнь мечтал научиться так петь. Ну, всё! - он лезет на антресоль, достаёт самый большой, девятигранный бубен, и колотушку. И бежит по лестнице вверх. Всё племя заинтересованно скачет за ним, даже кот, радуясь суматохе, вырывается на лестницу и путается под ногами. Богдан прикладывает ухо к двери этажом выше - ну точно, это там. Пение прекращается и снова вступает бубен. Богдан поднимает бубен и включается в ритм.
Бубен на лестнице звучит действительно жутко, и Машка уже ждёт разъярённых соседей со скалками и огнестрелом, но всё прекращается: распахивается дверь, за дверью оказывается узкоглазый старик с бубном, а из-за его плеча выглядывает Аркадий Степанович, даже дома - в галстуке.
- Аркадий, - недовольно говорит узкоглазый, - тут молодёжи толпа, хотят бубен слушать. Пустим?
- Да это Маша, - говорит хозяин, - я живу этажом выше неё. Еще малюткой её помню. Пустим, что делать.
- Только, чур, не мешать, - командует бубнист, - рассаживайтесь по углам, у нас дело не закончено. И ты, с бубном, не лезь.
Богдан усаживается на пол и послушно засовывает руки под себя. Иначе автоматически начнёт стучать, как тут удержаться-то. Шаман поднимает бубен, хозяин квартиры усаживается на табурет посреди прихожей, а Маша украдкой оглядывается. Винтажные полосатые обои, глубокоуважаемый шкаф, а через дверь в гостиную можно разглядеть в полутьме диван с высокой спинкой, книжный шкаф, какую-то картину. Очень, очень уважаемое жильё, по сравнению с её собственной инопланетной норой, например.
Шаман начинает стучать и петь - и звук вьётся вокруг, затягивает, завораживает. Алёнка моментально засыпает на коленях у Маши, близнецы засыпают вповалку друг на друге, Лиза из последних сил держит глаза открытыми - а Богдан, напротив, широко раскрыв глаза, следит за каждым ударом старика, и явно стучит в душе; а Маша погрузилась в себя и мечтательно отсутствует.
Наконец, раздаются семь частых ударов, и всё замолкает. Аркадий Степанович вздыхает и произносит:
- Я бы попробовал уснуть, Мунзук, но не уверен.
- Зато я уверен, - ласково отвечает Мунзук, - иди, брат, а я детей провожу.
Все поднимаются и выходят на лестницу. Маша берёт бубен, Богдан - Алёнку. Близнецы нехотя встают, их, четырнадцатилетних, никто уже не понесёт, а было бы здорово. Шаман достаёт трубочку, закуривает.
- Бессонница у него, - говорит он, - я не затем приехал, но отчего бы не полечить друга. Вон и детей уложил, - смеётся. - А тебе, вижу, кыргыраа нравится? - уже Богдану.
- А это кыргыраа? - удивляется Богдан, - я думал, хоомей...
- Много ты об этом знаешь, - смеётся старик, - думал, бубен купил - уже всё знаешь? Горловое пение кыргыраа - самое низкое, для лечения годится, понимать надо. Ты вот завтра заходи, поговорим. Может, научу чему.
Богдан восторженно восклицает что-то, но сонная Алёнка начинает сползать с его плеча, и приходится идти домой, укладывать детей, и, если бы не ухайдокал их уже приезжий тувинец, уснуть им было бы трудно, потому что богданов бубен на антресоли не умолкает еще часа три.
